Я поспешила слизать размякший слой с шарика. Довольно густой и тёплый, отдающий сладким вкусом ванили. Вязкий и обволакивающий кончик языка. Очень приятный.
Разохотившись, я откусила чуть ли не половину шарика. И тут же об этом пожалела. Мороженое подтаяло лишь снаружи, изнутри же сохранило устюжские морозы. Которые сразу заломили мне зубы и заставили щёки втянуться внутрь. Витька всё ещё не отводил от меня взгляда, так что выплёвывать кусок ледышки было не комильфо. Пришлось как-то разбираться с ним изнутри.
Наверное, со стороны могло показаться, что из меня наружу рвётся дьявол. Или мне сшили губы, а я отчаянно пытаюсь зевнуть. Но что ещё делать — жевать мороженый комок больно, приходится осторожно рассасывать его и ждать. И языком перекатывать его от одной щеки, промёрзшей, к другой.
Фуф, вроде полегчало — больше не холодит. А Витька почему-то красный. Отводит взгляд, когда я встречаюсь с ним глазами. Наверное, слишком стыдно и смешно на меня смотреть.
Откуда-то, видимо со стороны всё ещё работающего парка донеслась музыка. Знакомый, прыгающий молодым жеребёнком, мотив. От которого у меня зажгло кончики ушей.
Кажется, иногда весь мир, выяснив о тебе что-то постыдное, начинает на со всех сторон давить и плющить, будто издеваясь. Серьёзно, как ещё объяснить то, что до нас донеслось противное:
«Почему в тебя влюбился? Потому что ты красивая как старшая сестра». [(из песни Джисус — «Ты ничего не поняла»)]
Мне на плечи будто легло тяжёлое ощущение собственной неправильности. Расхотелось и мороженого, и «колы». Я будто осталась одна в этом весёлом, июньском мире. Сокрытая мутной пеленой странных подспудных желаний.
И тут меня, как бархатом, чиркнуло по щеке чем-то мягким. Я машинально развернулась и не без усилия сфокусировалась на Витьке, всё ещё тянущемуся к моему лицу.
Встретившись со мной глазами, он смутился и опустил руку, на которой поблёскивал след от мороженого.
— Извини, — пробормотал он. — У тебя просто капля на щеке осталась.
Моя щека хранила фантомное касание, мягко рассеявшее вокруг меня невидимый кокон. И, несмотря ни на что, хотелось, чтобы Витька коснулся меня снова.
— Марина, привет! — сохрани я свои танцевальные способности, то наверняка сейчас подпрыгнула бы выше злосчастной скамейки. Потому что неожиданный окрик Ленки застал меня врасплох.
— А, да, привет, — только и смогла пробормотать я, глядя на улыбающуюся Ленку передо мной и слушая грохот сердца в голове.
— Ты уже у нас парня успела завести? — по-моему, в Ленкиных словах нет ни намёка на издёвку — просто добрый интерес. И всё равно мне хочется ей стукнуть.
— Не узнала, что ли? — хмыкаю я. — Это брат мой. Витька.
— Да? — у Ленки тут же поползли вверх красиво оформленные брови. Она окинула моего Витьку оценивающим взглядом и улыбнулась. — Вообще не изменился.
На ней в этот раз было что-то вроде офисного дресс-кода — туфли на высоких каблуках, юбка-карандаш, выгодно подчёркивающая изгибы бёдер и глухая блузка до самой шеи, хорошо выделяющая бугорки грудей. А ещё у Ленки в глазах была хитринка, которая никогда не получилась у меня.
Витька улыбнулся и привстал, здороваясь с ней. И даже его невысокий рост и общая обычность не загасили её змеиного взгляда. Если Витька сейчас предложит ей присесть, я явно «случайно» оболью её колой.
Да нет. Ничего я ей не сделаю. Потому что именно так — правильно. А мне придётся просто уйти.
Но Ленка уже прощается — у неё вроде как кончается обеденный перерыв. И, обещая как-нибудь встретиться, цокает на своих шпильках в закат. Мне становится легко. А потом не очень.
Мы с Витькой наскоро доедаем мороженое и, особо не переговариваясь, отправляемся домой.
Глава 2. Тайны темноты
Странно, но темноты я боюсь только дома. Даже не столько боюсь, сколько опасаюсь. И в смысле, в отдельно взятой замкнутой квартире. И не прямо, опасаюсь, но ищу в ней следы мистического присутствия. Наверное, потому что иначе что-то искать придётся в себе.
А вот уличная темнота, разбавленная только каплями бездушных фонарей, не вызывает у меня ровным счётом никакой тревоги. И даже вполне оправданного опасения встретить не иллюзорную физическую опасность тоже нет. Поэтому уже второй вечер подряд я до самого предела брожу по узким, засыпающим улочкам. Просто чтобы выбиться из сил и, вернувшись, сразу упасть гудящей головой на подушку. И забыться, так и не окунувшись в собственные мысли.