И уже не торопясь отпивал из чашки и говорил не то чтобы хвастая, но в то же время и не без некоторого превосходства над бывшим нашим «железным»:
— На Запсибе кто связь первую устанавливал? Вот то-то же… Протянул от совхоза, от коммутатора ихнего. Только доложил Нухману, мол, пользуйтесь!.. Он зовет. Гриша, не работает! В чем дело?.. Обрыв, думаю. Пошел по линии. Нет, везде все хорошо. Дошел до самого совхоза, открываю дверь, а на коммутаторе — никого. Оглядывался-оглядывался, ждал-ждал. Потом — к председателю. «У вас, — говорю, — чепе! Телефонистка пропала с коммутатора». А он: «Какое тебе чепе — я ее за конюхом послал, скоро должна вернуться». — «Это, — говорю ему, — не дело». — «Да ну, — говорит. — Какая беда! Надо мне в город позвонить, так я и сам зайду да воткну. А она у меня и рассыльная, и кто хочешь». — И посмотрел на Казакова значительно: — Вот так!
Но Казаков молчит, и спрашиваю я:
— А дальше?
— Дальше что?.. Посоветовались мы с Нухманом: надо свой коммутатор. Ну, он мужик пробивной, вскоре поставили. Только поставили, опять зовет: Гриша, послушай, что там творится? Дает мне трубку, я к уху, а на коммутаторе целуются, аж звон стоит — хоть бы, дурочка, отключилась! Я говорю: хорошо, что не что-либо другое. Расстались с этой вертихвосткой, ладно. Нашли девчонку порядочную. Опять перебои! Да что ты будешь делать!.. Бегу на коммутатор, а она сидит не за пультом, она дверь плечом подпирает, потому что ухажер рвется. Да хоть бы еще один. А то этот в двери, а двое других на подоконнике висят, один цветы ей бросает, по одному цветочку, а другой рожи корчит. Позвал я Нухмана, посмотрел он на это дело со стороны, потом к ней: работа нравится? Хочешь работать? Нравится, она говорит. Хочу. Тогда, говорит, так. Платить тебе будем как на вредном производстве. Даже молоко постараюсь выписать. А чтобы ничего не боялась, мы тебе вот что… Позвал сварщика, раз раз ему быстренько — на пальцах. Тот назавтра сварил из уголка каркас, потом сетку к нему приваривает. Клетка и клетка, что ты тут будешь делать!.. В клетке в этой двери железные, а запираются изнутри. Надо тебе выйти — пожалуйста, а если к тебе кто захочет — тут уж дудки, как говорится. Так в клетке и работала, пока вербованные не поразъезжались да пока девчат привезти не догадались — и из Иванова тогда, помню, и из Горького — много!.. А эту, что в самое трудное время связь с городом держала, я как-то потом встретил… Остановились, разговариваем. Замужем, спрашиваю, детишки есть? Нет, не замужем, детишек нету. А что, спрашиваю, так? А она: да, дядь Гриша, дура была. Все подруги повыходили, а я в клетке просидела… вишь, как оно. Оно кабы знал, где найдешь, где потеряешь…
И он глубоко вздыхает первый, а за ним уже мы с Казаковым, и хоть я намного моложе их обоих, вдруг ловлю в себе какое-то странное чувство…
Конечно, тогда она могла быть моей ровесницей, эта телефонистка, могла быть постарше, но сегодня, когда мне давно за сорок, я вдруг и с горечью и с болью говорю ей мысленно: что ж ты, дочка?..
А может, в этом и главное?
Может, потому так настойчиво и стучусь я и в свое, и в наше общее прошлое, что там оно все начиналось, все сегодняшнее, там оно завязывалось, там зрело.
Опять мне хочется подстегнуть себя: вперед — в пятьдесят девятый!
Туда! Туда!..
ВОЗВРАЩЕНИЕ ДУШИ
Не совсем научная фантастика
— А ты меня не подзаводи, брат, не надо. В свое время пришлось мне над этим крепко поломать голову, и я теперь такое о ней знаю, о нашей душе, о чем другие и не догадываются. Рассказать, говоришь? Ну, если только хорошенько попросишь.
Это когда уже заканчивали второй конверторный. Работал тогда у меня в бригаде монтажник Чернопазов — Приблудный Ваня. Кличка была такая потому, что он к нам как бы и вправду приблудился. Давно еще. Один раз глядим, стоит парнишка, голову задрал, на нас смотрит. Другой раз. Как-то и сам подставил внизу плечо, потом в инструменталку за шлангом сбегал, а там в перекур сидит уже в будке среди ребят, сало с хлебом рубает и всю свою жизнь с самого начала засвечивает… Поняли тогда так, что отец его с матерью, еще когда он был пацаненком, разошлись, в разные стороны разъехались, а его у бабки в таежной деревеньке оставили — там и вырос. Последнее время в интернате жил, закончил восьмой, год в леспромхозе протолкался и вот приехал к нам на Антоновку. Понравилось моим хлопцам, что начал парень не с отдела кадров, как все, хочет не абы куда, а сперва присматривается — значит, самостоятельный и с характером. Взяли учеником и не ошиблись: что руки, что голова у парня — золото. И чутье. Как будто на верхотуре на отметке «сто» родился и вырос. Где лаской, а где и таской, как водится, вынянчили его, выкохали, монтажник стал — сам черт ему не брат. Мы его и в армию проводили, и отслужил — встретили, в общем, чего там долго разводить — свой. В последнее время, правда, разбаловался, довольно сильно за воротник стал закладывать, ну да холостяцкое дело известное, пока терпит, вот мы, как теперь понимаю, и терпели — до тех пор, пока не приехала из тайги проведать внука бабушка его Анфиса Мефодьевна.