И тогда я достал из кошелька свой совсем не длинный, с комсомольской стройки, рублишко, положил на прилавок рядом с весами и обеими руками оттопырил рубаху на груди… А что касается голоса, то не свой он был, потому что ведь тогда, молокосос, и в самом деле считал себя уже всякое повидавшим бродягою, но тут вот вышла заминка — неожиданно навернувшиеся слезы вдруг щипнули у бродяги глаза.
Как поздно это все бывает потом, ну как поздно!…
Помню, как во времена своего беззаботного студенчества, когда был дома на летних каникулах, я повез в соседнюю станицу, к сестре, мою родную прабабушку, уже тогда очень старую, но еще и при светлой памяти, и достаточно бодрую… Перед крутым подъемом она вдруг громко, на весь автобус, потребовала остановить, водитель зачертыхался, но стал, и я выскочил за бабушкой следом, думал ей плохо, но она заспешила по обочине в гору, только за нею поспевай, а когда мы уже догнали поджидавшую нас на горе машину, сели на свои места и шофер, снова ругаясь, спросил, что такое случилось, она с укором ответила: «Вот интересные!.. Мы, когда на покос, бывало, ехали, всегда тут слазили с брички, чтоб легче лошадям… А если она теперь железная, что нее ее — и жалеть не надо?»