Невольно сжался за пультом дистрибуторщик, рядом с которым они стояли.
— Третьи сутки продолжаются эти взрывы, которые вы тут… прямо-таки с нежностью на устах!.. пытаетесь мне выдать за хлопки.
Еще выше взвилось пламя, еще сильней грохнуло.
— Хлопочек! — презрительно сказал Дед. — Мне стыдно, что я тоже сталеплавильщик и что я с вами — в одной компании… Даю вам еще час. Если за это время причина не будет выяснена, я диктую приказ о служебном несоответствии основных специалистов по стали. О вашем. Вашем. И вашем.
Он достал свои карманные, с цепочкой, часы, положил на чертежи газохода, которые лежали на краю пульта, рядом с молодым оператором, и часы затикали сначала почти неслышно, а потом все громче и громче.
Стояли опустив головы. Брагин подошел к столу, наставил палец на чертежи:
— Остается, Николай Фадеич, последнее: этот шибер упал и переместился сюда, закрыл отверстие.
— Начальник цеха! — позвал Дед Полосухина и тоже ткнул в чертеж сухоньким своим пальцем: — Срочно простучать газоход.
В промежутках между взрывами опять, набирая громкости, тикали на пульте большие карманные часы.
Потом вошли начальник цеха и бригадир слесарей.
— В газоходе металлический лист размером примерно…
И Полосухин посмотрел на бригадира. Тот, словно все еще к чему-то прислушиваясь, показал руками: примерно такой, мол.
— Соедините с начальником отдела труда и зарплаты, — приказал Дед и, когда Полосухин подал ему трубку, проговорил: — Веденин. Главному сталеплавильщику Брагину премия размером в три оклада. Выпишите немедленно. Приказ чуть позже.
И все зашумели, стали Брагина поздравлять, обстановка, кажется, совсем уже разрядилась, когда вдруг Дед, пристукнув ладошкой по чертежам, громко сказал в нос:
— Потерять столько стали!.. Это какая роскошь?! Где ты, Юрий Петрович, был трое суток назад? Почему сразу не сообразил? Нельзя же так угрюмо долго и так беспросветно лениво думать!..
На этот раз номер он набрал сам:
— Веденин. С премией для Брагина я поторопился. Приказа не будет. Не за что. — Все смолкли. Дед положил трубку. Сказал в тишине: — Назначим комиссию, чтобы в причинах разобраться. И пусть только кто попробует вместо истинного виновника подсунуть мне стрелочника… пусть!
…Снова Брагин кладет руку на плечо водителя, и тот снова тут же прибавляет скорость.
Ох эти столовские шницели — тем более когда они уже остынут!.. Глаза бы на них не смотрели.
Но сейчас Варвара, которая доедает свой обед, удовольствие получает не от еды, а от возможности повоспитывать эту ученую тюху — ступинскую Людку!
— Со своей научной организацией труда, о которой ты слышала на твоих знаменитых курсах и от которой у нас уши болят, тебе пора бы уже и заткнуться — не ощущаешь? — внушает Варвара. — И не делай, золотко, вид, что ты заботишься только о передвижке домны и тебя совершенно не волнует, куда при этом передвинут твоего шефа!..
Варвара глядит на Нину Павловну, которой этот разговор конечно же малоприятен, с понимающим видом накрывает ее ладонь своею:
— Ты меня, извини, Нина! Но что теперь?..
Нина Павловна не то вздыхает, не то усмехается, и непонятно, над кем эта горькая усмешка: над этими девчонками?.. Над собою?
Все-таки это им, ничего еще в жизни толком не узнавшим и ничего не понявшим, предназначена эта усмешка Нины Павловны, вместе с Ведениным прошедшей огонь и воду.
Сомкнув перед грудью пальцы, на секунду задумавшись, стоит она перед дверью исполняющего обязанности директора завода Перчаткина — перед бывшей дверью Веденина. Теперь, когда к Веденину поехал и Брагин, ей ничего не остается, как сказать об этом Перчаткину. И Нина Павловна открывает дверь…
В кабинете у Перчаткина сидит секретарь парткома Беловой, человек, которому под шестьдесят, многолетний соратник Веденина, и Нина Павловна невольно обращается больше к нему, нежели к новому директору:
— Прошу извинить, мне стало известно, что Николай Фадеич пожелал увидеть Ступина… Но вслед за ним на дачу к нему поехал потом и Брагин…
— А исполняющий обязанности директора, как всегда, узнает об этом последний?! — горько говорит Перчаткин, тоже глядя на Белового. — И секретарь парткома тоже… — И он не удерживается, чтобы не укорить: — Как же так, Нина Павловна?..
Она снова молча смыкает и размыкает пальцы.
— Если Николай Фадеич решил, что здоровье позволяет, может быть, заодно и мы его навестим? — спрашивает Беловой.