— Не говори, Степаныч! Вот уж будет-то мне на орехи, если «козелок» все же останется!
Ступин ткнул себя пальцем в грудь:
— А оно что подсказывает?!
— Да не должно бы.
— Ну и — самое главное!
— Ты мне, Степаныч, видишь, сказал тогда: сверхзадача! — словно оправдываясь, проговорил обер-мастер. — А для меня она — в чем?.. Чтоб каждый из моих ребят своим делом занимался, а никто бы его не дергал, не отвлекал, никто бы над душою не стоял… Разве это тебе не сверхзадача?
Ступин только посмеивался.
— А то у нас на заводе был один Дед — Веденин. А сейчас сразу — вон сколько! — продолжал обер-мастер. — И каждый хочет командовать… а кто из них настоящий?.. Кого слушать-то?.. Потому и позвал только двоих: тебя да Зою вон из лаборатории…
Дядя Вася повернул голову, и только тут Ступин увидел Зою: одна-одинешенька стояла на галерее, и отсюда, издалека, особенно хорошо было видно, какая она потерянная и грустная.
Ступин вбежал на галерею, тронул ее за локоть:
— И вас оторвали от домашнего очага?
Она кивнула.
— Как сын?
— Опять прибаливает… зима!
— А Николай Фадеич?
Наверное, настроение у нее было такое — сказала искренно и печально:
— По-моему, он довольно удачно притворяется…
— То есть?! — не понял Ступин.
— Притворяется, что стал образцово-показательный больной, — грустно рассказывала Зоя. — Поддакивает врачам… пьет лекарства. Маму слушает. А сам, даже когда стонет, одним глазком подглядывает, — и она попробовала изобразить отца. — Вот так.
Ступин невольно рассмеялся, а она сказала серьезно:
— По-моему, он что-то затевает!
— Так это же прекрасно, Зоя!
Она спросила грустно:
— Для кого?
— Для всех нас, — убежденно сказал Ступин. — И для него самого тоже — я вам голову даю на отрез…
— Мы стоим тут, — проговорила Зоя, показав подбородком на печь. — А ведь она, по сути дела, сейчас умирает… Вот в эти самые минуты.
Снизу им махал рукой обер-мастер.
У нижней козловой летки еще алела тоненькая струйка чугуна, а рядом уже подметали двор, уже убирали все, что можно было убрать, отыскивая что-то, заглядывали по углам, и чувствовалось, что литейка пустеет уже навсегда.
Прямо тут, недалеко от остывающей печки, расстелили брезент, стали выкладывать на него принесенные из дому припасы. Переговаривались еле слышно, и все с каким-то особым значением в голосах, как бы торжественно. Садились кружком. Для Зои сложили одна на одну широкополые войлочные шляпы.
Всем понемножку налили, и обер-мастер стащил кепку и поднял стакан:
— Ну… спасибо, что столько лет грела нас.
— Вообще-то хорошо грела!
— Чего там говорить: печка знатная. Была бы она побольше…
— И спасибо всем, кто затухнуть ей ни разу не дал, — сказал обер-мастер. — Только когда захотели, вот тогда и…
— А ведь она как чуяла, дядь Вась, — сказал один из горновых, — что она в последний раз горит!..
— Спасибо тебе, Зоя Николаевна, — продолжил обер-мастер.
— Ну уж! — сказала она, грустно улыбнувшись.
— Не скажи, Зоя Николаевна. Не скажи. Уж я-то знаю, как ты тут поработала! Спасибо, Алексей Степаныч, что прийти не отказался, — сказал обер-мастер.
— Мудрецы! — улыбнулся Ступин. — Спасибо, что позвали.
— Всем спасибо! — закончил дядя Вася.
И Ступин поднял руку:
— Тебе, дядя Вася, спасибо. Главной няньке ее… За все!
Когда они вышли с литейного двора, снаружи густо лепил снег, и снизу временами не видно было, что происходит на самой верхушке домны, — только, пробивая белую пелену, там уже поблескивала ослепительно электросварка. Потом появились над верхушкой контуры крана…
— Быстро они!..
— Быстро…
— Ну а как же — спешат!..
Стропальщик вверху громко кричал — кричал, судя по интонации, что-то веселое, — но они никак не могли разобрать: что кричит?
Стояли горновые в черных суконных куртках, смотрели вверх, и снег падал им на плечи, на лица.
— Чего он там разоряется?
Михеев, стоявший с приставленной к уху ладонью, вдруг улыбнулся дружески остальным:
— Кричит, горячая еще!.. Слышите? Печка. Она еще, кричит, братцы, горячая!..
Зоя тронула Ступина за руку:
— Я вам точно говорю, он что-то затевает! Отец…
Рабочий день уже окончился, уже можно идти домой, но Людмила с Варварой сидят в приемной у Нины Павловны — все трое ждут разговора с Москвой.
По телевизору закончили передавать новости, идут титры сообщения о погоде, и все поглядывают на экран — как оно там, в Москве?..