Речь Деда слушает команда уже в раздевалке…
Один, кого называет Веденин, как на перекличке приподнимает плечи и вскидывает голову… Радостно оглядывает других — и меня, мол, не забыл Дед! — второй… Благодарно и чуточку грустно улыбается третий.
— «И тебя прошу, Валера Смирнов!.. И тебя, Гера Жариков!.. И ты, Толя Окишев, постарайся, ты покажи им!.. А еще наш новенький…»
И удивленно приподнимает голову — еще без шлема — тот самый парень, которого разыгрывали тогда в доменном цехе.
— «Михеев, да!.. Тебя как дома: Дима или Митя?.. Ты уж постарайся, Митя! Верю, сынок, что и ты не подведешь!»
Конечно же это после записанной на магнитофон речи Деда они и «колдуют», вставши перед игрою в круг и положив руки друг дружке на плечи, с особым значением… И громче обычного и будто решительней бьют потом разом клюшками об лед, и стремительней разъезжаются.
Бурлит, взрывается парком из тысяч глоток, обрушивается криком и свистом открытый ледовый стадион — эта и в самом деле единственная отдушина большого индустриального города в Сибири… Мелькают разгоряченные лица тех, кого мы уже видели на заводе и на стройке, кого мы увидим там завтра, — хоккей в этом городе любят буквально все…
На равных идет эта до предела напряженная, грозная игра, но вот один из москвичей теряет клюшку, бросается было защищать ворота без нее, но поздно, поздно — новичок Михеев с подачи капитана «распечатывает» ворота гостей!..
Кажется, ничего не может быть радостнее, чем тот взрыв восторга, который сотрясает теперь трибуны…
Разгоряченный защитник гостей не успевает подобрать клюшку — ее уже поднял со льда капитан хозяев… И обиженный защитник, который по инерции все еще мчится на большой скорости, встречает Олега плечом в плечо:
— Отдай палку!..
— Я Дедову внуку пообещал… Максиму. А у вас они покрасивей, палки…
И среди всеобщего крика секунду стоит задумавшись игрок гостей — теперь-то ясно, что это один из «перебежчиков».
— Как сам Дед?..
— Говорят, последние деньки…
— А сказали, что приезжал к ребятам… С установочкой на выигрыш, а?
— А нам надо выиграть… У нас завтра в городе — работа!
Они уже разъехались было, когда гость резко затормозил, круто повернул обратно:
— Тоже пацану отдашь. Внуку.
Снял шлем и протянул Олегу — бывшему когда-то своему капитану.
Стадион ничего не понял, но все почувствовал. И это все было: переломили!.. Наша возьмет!..
И снова в морозный воздух взлетел парок из тысячи глоток.
И снова — яростный бой, разгоряченные лица, визг льда под коньками, жесткие щелчки клюшек, хруст кожаных доспехов, мощный удар сильного тела в деревянный борт промерзшей «коробочки», и опять не то чтобы крик — единый стон радости на трибунах!..
Это надо когда-нибудь видеть — как расходятся со стадиона болельщики в таких городах, как Сталегорск, когда свои победили…
По одному не идут, валят толпами, валят рядами, и обгоняют друг дружку, когда катится этот сплошной вал гордой радости и здорового смеха, и забегают вперед, чтобы тебя было хорошо видать и ты тоже успел бы что-то такое выкрикнуть, пока тебя не сменит кто-то другой…
— Они ехали, думали, тут лаптем щи до сих пор хлебают!..
— Ну да, а в воротах медведь будет стоять.
— Дрессированный!
— А как Гера Жариков сегодня стоял?!
— Да что ты: не Герка, а скала!
— А новенький-то, новенький, видали?!
И может быть, тот самый парень, который в доменном цехе новичка Михеева разыгрывал, кричит теперь с такой гордостью, как будто в этом личная его заслуга:
— Да, это горновой наш — во парень!
— Первую закатил, а?!
— Да что ты — парень!.. Лишь бы они его не переманили!
— А если б вообще не переманивали?.. Вот бы можно команду, мужики!..
Все сильней крутила над городом метель…
Словно вчерашний людской вал продолжал катиться теперь уже по строительной площадке, где, как великан на беговой дорожке, замерла новая домна.
Настал день надвижки. Ветреный, снежный день.
Метель то утихала на миг, и тогда видна была снизу доверху гигантская домна, от которой над роликовой дорожкой тянулось к большим лебедкам несколько десятков толстенных тросов, а то усиливалась, и тогда все тонуло в белой круговерти.