— Ты свой? Ты свой? — настойчиво взывал феромоновый голос.
— Свой, — передал Алексей и сделал характерный жест усиками. Тот самый, который ему настойчиво показывал разговорчивый инсект. Угадал. Инсект с облегчением развернулся и направился к брошенному бревну. Остальные насекомо-ящеры потянулись вслед за ним как хвост за собакой.
— Значит свой, — проферомонил Алексей и мысленно улыбнулся. Новое тело ему нравилось. И даже становилось интересно, что же дальше приготовило ему это, как говорит Николай, спонтанное перемещение. Какие новые сюрпризы.
— Папа, вставай, пап, пап, пап! — теребил его Сергей.
Алексей наигранно рыкнул. Согнал сына со своего бренного тела, потянулся. Спать хотелось так, словно он вообще и не ложился. В глаза будто песка насыпали.
— Черт, — Он зевнул. — Что так рано? Давайте еще поспим.
— Больно уж ты, волхв, поспать любишь.
Горыня сидел неподалеку на камне и точил меч. Выглядел он бодреньким, подтянутым, словно и не бодрствовал половину ночи.
— А они, мудрецы, все такие, — грохнул за спиной Грымт. — Пословицу знаешь, утро вечера мудренее? Вот, они придумали. Чтобы им грезить не мешали.
— Что вы, рано же.
— Пап, не рано. Уже полдень.
— Полдень?
Алексей отбросил одеяло, вскочил. Под ногами сочная яркая трава. Рядом, прямо рукой подать лес. Настоящий лес, а не тот что в реальном мире, где чахленькая, серенькая растительность просматривается в глубь на километр. Вершины уходят в небо, подпирая синий свод. На этом своде, прямо в центре пылает огненно-оранжевое солнце. А ведь действительно полдень, не шутят.
— Что же вы не разбудили?
— Ха! — сказал Грымт, — я лично будил. Что только ни делал.
— Ага, — Горыня выставил меч перед собой, проверил ногтем остроту, не понравилось. Снова взялся за точильный камень. — Не позавидовал бы. Хорошо, что ты ничего не чувствовал. Ты слышал, что Грымт работал заплечных дел мастером?
— Враки! — возмутился великан. — Я с отрочества в честных витязях хожу.
— А до отрочества? — Горыня хмыкнул, усерднее заработал камнем.
Алексей усмехнулся. Сергей залился резким, обидным смехом. Алексею захотелось шлепнуть его по губам, но Сергей так же резко замолчал и оглянулся. В глазах отразилось что-то такое, что у Алексея сладко заныло в сердце, и вспомнились молодые годы. Он посмотрел туда, куда смотрел Сергей.
Из леса, с маленьким лукошком в руках вышла Аленка. Лицо разрумянилось, глаза довольные. Увидела, что на нее смотрят.
— Глядите, — она подняла лукошко, и стало видно, что оно почти до верху наполнено красными ягодами. — Там ее видимо-не видимо. Зря вы со мной не пошли.
Раскрасневшийся от обиды Грымт насупился.
— Вот еще, бабским делом заниматься, — пробурчал он и ухватился за единственную, кто его не обижал — боевую подругу секиру. Поднял ее, начал бережно, словно ребенка отирать тряпочкой.
Аленка подошла к ним. Предъявила полное лукошко малины. Заметила Алексея.
— Доброе утро! — засмеялась она.
— Добрый день.
Чем дальше они шли, тем мрачнее становился лес. Темнел, наливался грозной силой. В нем постоянно что-то шуршало, трещало. Несколько раз раздавалось уханье, и кто-то швырял в них палки, но затихал всякий раз как Горыня брался за лук, стараясь по звуку определить местонахождение обидчика. Тропку, рассекавшую чащу надвое, нашли ближе к вечеру. Солнце еще светило ярко, но не могло развеять тот сумрак, что покрывал тропку у ее начала. Ну а дальше вообще все терялось в густой мгле, кое-где расцвеченной блуждающими огоньками.
— Вы как хотите, — сказал Алексей, — но к ночи я туда не ходок.
— Что-то волхв у нас какой-то подпорченный, — тут же проворчал Грымт. — То спит до полудня, то дрожит как заяц. Сразу видно шибко умный. Шибко-шибко.
— Да поумней тебя будет, — перебил Горыня. — Хочешь, иди.
— Ты что? — великан сделал круглые глаза. — Как хочешь, но к ночи я туда не ходок.
— Располагаемся, — то ли просто сказал, то ли приказал Горыня.