— А может…
— Нет, — перебила Юлия. — Даже не думай.
— Но я не договорил.
— Я и так поняла. Не собираюсь я возвращаться. Пока. Не делай такие страшные глаза. Рукопожатиями займемся потом.
— Но логика…
— Женщины пользуются интуицией. Спинным мозгом как говорят мужчины.
— Но чего ты боишься?
— Я не боюсь. Просто мне не нужны кочевники в моем поселке.
— Вот черт. Ну, пойми ты Юля. Как только мы выйдем отсюда, Большой Щит исчезнет. И будет уже все равно, поселились ли здесь кочевники или их отогнали. С точки зрения гуманизма будет даже лучше, если ты уйдешь. Никто не пострадает, никто не умрет.
Юлия посмотрела ему прямо в глаза. Ему даже стало как-то неуютно. Потом опустила лицо.
— Откуда ты знаешь? — проговорила она тихим голосом и снова посмотрела на него. — А вдруг останется. Может мы, дав толчок, породили мир, который останется и после нас.
— Ничего не останется! — высказался Алексей. Резко замолчал. Глаза уставились в пустоту. Вернее в ворох собственных воспоминаний.
— Что случилось? — встревожилась Юлия. Алексей, не отвечая отвернулся. Пошел к стене.
— Почему ты молчишь? — настаивала Юлия — Тебе что-то известно? Что?
— Ничего. Все нормально. Все хорошо.
На душе не было ничего хорошего. Перед глазами предстал падающий звездолет. Мечущиеся в панике люди. Лицо Риты с вырванной щекой. Так, что видны кости челюсти, зубы. И все произошло уже после его ухода. А уж про ДУГАТ и говорить нечего. Откуда он явился?
— Ситуация… — проговорил он.
Юля подошла к нему, хотела потрясти за плечо. На полдороге рука отдернулась. Юля даже прижала ее к груди и накрыла ладошкой. Наверное, для надежности.
— O'key, — сказал Алексей, не заметив ее промашки. — Я постараюсь помочь. Хорошо?
— Хорошо, — закивала Юлия.
— Только после того, как я все сделаю, мы сразу уйдем. У нас своя жизнь. И ты должна это понять.
— Хорошо, — снова кивнула Юлия. Вдруг лицо ее изменилось. — Как там дети? — спросила она.
— У Сергея все хорошо. Олю я тоже вытащил, — Алексей натянул на лицо улыбку, стараясь, чтобы это не выглядело неестественно. Рассказывая о своих приключениях, он не хотел лишний раз тревожить жену, и умолчал о том, что случилось с Олей, о ее руке. По глазам Юлии было видно, что она что-то заподозрила, но расспрашивать не стала. — Ваня пока еще… там.
— Бесчеловечные, — тихо проговорила Юлия. И заплакала. Каширцев сразу почувствовал себя неуютно. Смотреть — смотрит, а помочь ничем не может.
Взяв с собой Барбоса Тимуровича, ну приглянулся ему парень, приглянулся, Алексей сначала отправился поесть. Грибы оказались просто сногсшибательно вкусными. А потом потащил байкера на наблюдательную вышку.
— Показывай, — велел он.
— Чего? — не понял Тимур.
— Мне нужны развалины старой школы. Там еще какие-то бойцы окапывались, да там и полегли.
— А, так школа? Сразу бы и сказал. Она там, — Тимур ткнул пальцем куда-то себе за спину, за костры кочевников. Алексей несколько секунд всматривался в сгущающиеся сумерки.
— Так где? — снова спросил он.
— Не видно? — удивился Тимур — Че, не видно что ли? Ну, так это понятно. Туда столько переться надо.
Каширцев закусил губу, силясь сдержать рычание.
— Вот и отведешь, — немного спустя сказал он.
— А что, не сложно. Можно и отвести, — весело сказал Барбос.
Костры кочевников светились гораздо ближе. Примерно в половину от того, где они видели их в первый раз. Алексей пристально посмотрел на них. Казалось, что он видит тени, то закрывающие, то открывающие костры. Но с такого расстояния было невозможно что-либо рассмотреть, а значит, это просто игра воображения. Как и весь мир. В смысле этот.
Я думаю, и к кочевникам неплохо будет заглянуть, — сказал он.
— Ты что? — Барбос побледнел так, что даже в темноте это было видно. — Они же звери. Поймают и хана. Любят они мучать. Бывает день так, два, неделю мучают. Пытают часов пять и на отдых, значит, отправляют. Человек отойдет немного, а они его снова.
«Правильно, — невольно подумал Каширцев. — чтобы жертва не истекла кровью, не впала в шоковое состояние, когда хоть что уже с нею твори, ничего не почувствует. Скоты. Захотелось, очень захотелось, что бы летели они колбаской. Желательно в зубастой пасти волка-оборотня, да чтоб волк позверистее, позверистее».
— Тем более, заглянем.
— Крутой, — Барбос Тимурович едва удержался, чтобы не покрутить пальцем у виска. Это открытым текстом было видно в его глазах.
«Крутой? Да сюда бы Рейсона, или Амана», — сердце защемило.