– Дети мои! – вскричала Она, – не кричите. Мой Сын не только справедлив, Он–многомилостив. Не бойтесь!
И Христос улыбнулся.
– Дети Мои, – сказал Он. – Я только хотел вас попугать. Не робейте. Велико сердце у Бога, вмещает оно праведников и грешников. Входите все в Рай!
Бесы застыли, пораженные, выронили вилы. Теперь зарыдали они.
– А мы, Господи, – вопили они, – что будет с нами?
Христос посмотрел на них с жалостью, и только взглянул – стали отваливаться у них хвосты, рога, свирепые морды стали яснеть, и курчавые, еще мягкие, голубые крылышки стали пробиваться на лопатках.
– Входите и вы в Дом Божий, – сказал Христос. – Не Справедливостью зовется Второе Пришествие, зовется оно Милостью.
Но в то время, как говорил Христос, словно бы посыпался мелкий дождик и все: праведники, и грешники, и Рэй, и ад, и Христос – исчезло...
Вскрикнул отец Янарос, вскочил на ноги.
– Господи, помилуй! – пролепетал он, крестясь. – Что за. двери открываются в нас во сне, какие крылья вырастают? Господи, если записываешь Ты в книгу Свою и сны наши, мы пропали!
Проснулись ночные голоса, послышался далеко-далеко в тиши вой шакалов, подходивших к Кастелосу... «Навалилась ночь, – прошептал отец Янарос, – началось ночное побоище. Теперь все живое; птицы, мыши, гусеницы, шакалы – начнёт набрасываться один на другого, пожирать друг друга или любить... Боже мой, что за мир Ты сотворил? Не понимаю!» Вдруг он широко шагнул к двери, приставил ладонь к уху: показалось ему, что услышал в ночи, за церковью глухой человеческий стон.
IV
.
Он схватил посох и выбежал из дому. Ласкова ночь, тиха, как и все ночи, приходящие после войн и человеческих побоищ. Показалось отцу Янаросу, что звезды спустились сегодня ниже и висят как лампады в черном Божьем воздухе. «Благословен сон, – подумал отец Янарос, – он несёт нам то, в чем отказывает бодрствование...» На сердце у отца Янароса вдруг повеял ласковый ветерок: в душе его еще жило сновидение, словно бы точась медовой струйной. Пусть правдой будет то, что приснилось, пусть таким будет Второе Пришествие! Милость, милость, а не справедливость. Не вынесет жалкий человек справедливости. Слаб он, прекрасным, желанным кажется ему грех, а Божьи повеления – тяжкими. Прекрасна справедливость, но она для ангелов, а жалкий человек не вынесет справедливости, жаждет он милости...
Он вошел в церковный двор: вроде отсюда доносился человеческий стон. Прошел мимо старых могил; здесь, во дворе, по старому обычаю, хоронили деревенских священников. И он уже вырыл здесь себе могилу, своими руками, вытесал могильный камень и высек на нем большими прописными буквами, закрашенными красной краской, слова: "СМЕРТЬ, Я НЕ БОЮСЬ ТЕБЯ!" Он постоял минутку над своей могилой, довольный. «Смерть, я не боюсь тебя!» – прошептал он, и вдруг почувствовал в душе, что он свободен. Что такое быть свободным? Свободен тот, кто не боится смерти. Отец Янарос довольно погладил бороду. «Боже мой, – подумал он, – есть ли большая радость в мире – не бояться смерти?» И ответил: «Нет, большей – нет».
В этот миг снова послышался человеческий стон, еще далекий, хриплый. Оторвался от своей, могилы отец Янарос. «Наверное, какой-то раненый отстал и теперь возвращается в деревню», – подумал он, шагнул через порог калитки и выбежал на дорогу. Смотрел направо в темноту, налево, время от времени останавливался, прислушивался. Вышел из деревни, пошел по тропинке, ведущей в горы. Послышались шаги, медленные, усталые; покатился камень – кто-то спускался с горы.
Шаря в темноте, спотыкаясь, побежал отец Янарос на этот стон. И в то время, как он шарил руками в темноте и спотыкался о камни, вдруг послышался тихий, задыхающийся голос:
– Отец Янарос, это ты?
Вытянул шею старик, двинулся вперед и разглядел прислонившегося к скале человека, протягивавшего к нему руки.
Старик торопливо подошел к нему, взял за руку, наклонился, стал всматриваться. Человек был совсем молодой, черноволосый, страшно исхудавший – одни кости. Он, наверное, был ранен, потому что прижимал руку к груди и стонал. Отец Янарос притронулся к его груди – руки его обагрились кровью.