– Пожалуйста! – осклабился Калмык и, как заправский фокусник, быстро взмахнув рукой, раскрыл ладонь. Две оставшиеся спички были короткими.
– Ты только сейчас их сломал и выбросил! – нахально обвинил в нечестности «банкомета» проигравший.
– По ходу, ты нормального языка, в натуре, не понимаешь, сявка. Будь по-твоему, козлик! – процедил Калмык и, оперевшись на колено, с размаху припечатал свой кулак к челюсти Макса. У того даже зубы сбрякали навроде живых кастаньет.
Оба вскочили на ноги. Калмык, скорее всего просто чтоб запугать молодого неопытного противника, хищно-угрожающе оскалившись, вытянул из-за голенища сапога финку. Полированное лезвие ее не блестело – было покрыто мутными разводами запекшейся крови недавно заколотого поросенка.
– Ну что, «баклан»? Пощекотать?!
– Дешевка! Ты только с перышком смелый! – вскрикнул, как всхлипнул, Макс, затравленно глядя на запятнанный клинок.
Он довольно-таки резво отпрыгнул назад – может, испугался, а может, ему просто категорически не нравилась эта перспектива – смешать свою личную кровь со свинячьей. Хотя он был и не еврей.
Красная морда Калмыка аж побелела от ярости.
– На, держи! – он швырнул финку под ноги Максу. – Я такого фраера сопливого и голыми руками уделаю! Даже перо тебя не спасет! Им работать еще уметь надо!
Калмык, приплясывая, как заправский боксер, делая ложные выпады то левой, то правой клешней, стал азартно наступать на Макса, беспорядочно махавшего перед собою поднятым с земли ножом.
– Завязывай дурью маяться! – рявкнул Ягода, пытаясь вернуть ситуацию в управляемое русло.
Но уже было поздно.
Калмык, сделав ложный выпад вправо, тут же прыгнул в противоположном направлении, метя левым кулаком в голову Макса. Но он где-то явно просчитался. Его желторотый противник тоже шарахнулся влево и оказался буквально в объятиях Калмыка.
Два тела, слившись, на мгновение замерли, как в любовном экстазе. Но вот ноги Калмыка подломились, и он тяжело рухнул на землю, вытаращив в небо уже бессмысленные, пустые глаза. Пару раз глухо всхрипнув, затих.
Из груди мертвого поселенца торчала красивая наборно-разноцветная рукоятка, смотревшаяся со стороны этаким совсем неопасным сувениром. Впрочем, это и был сувенир, но специфический, лагерной работы – с тринадцатисантиметровым, бритвенно заточенным жалом.
Посеревшее лицо Макса мелко студенисто подрагивало. Испуганно-удивленный его взгляд, блуждая, остановился на закаменевшей у костра фигуре Ягоды.
– Я не хотел... Гадом буду!
– И что же нам теперь делать прикажешь? На раскрутку идти? – с враждебными нотками в голосе поинтересовался Ягода, машинально обозревая исподлобья окрестности на предмет обнаружения нежелательных свидетелей происшедшего.
– Я все возьму на себя! – истерично заверил Макс, зачем-то суетливо расстегивая и снова застегивая пуговицы своей засаленной телогрейки. – Ты лишь свидетелем пойдешь! Гадом буду!
«Так я тебе и поверил! – зло подумал Ягода, немного успокоившись отсутствием поблизости посторонних глаз. – Отрезвеешь, сука, чуток и враз вкуришь, что на меня «мокруху» повесить как дважды два! Судим по тяжкой, нож мне принадлежит – твоему слову легкостатейника менты поверят без базара, а моими показаниями просто подотрутся!»
Но он промолчал, покусывая губы и быстро прогоняя в голове план дальнейших действий, которые могли бы спасти его от верной «раскрутки» – добавочного срока за убийство, совершенного даже не им.
– Хватай-ка жмурика за ноги! – приказал Ягода, приняв решение и беря за плечи мертвого приятеля.– Тащим в свинарник!
Макс подчинился безропотно, наверно, все еще плохо воспринимая действительность. Оно и понятно – маячила в мозгах, начисто все заслоняя, мысль о своей загубленной жизни. Должен был через полгода освобождаться, а вместо этого светит уже лет пять «строгача». Трешка – самый минимум. Если настроение у судьи будет хорошее. А сделать его таковым денег нет. В прошлый раз у мамаши и так все накопления пройдоха-адвокат выкачал подчистую. Правда, и «отстегнули» Максу вместо верных семи только четыре года лишения свободы. Не зря тот сучара денежки выманивал, надо все же признать.
Занеся тяжелое тело в ворота свинарника, положили его, где было посуше – у штабеля мешков с комбикормом. Ягода для страховки выглянул во двор, чтобы еще раз убедиться, что их суета с трупом осталась незамеченной.
Склонившись над бездыханным Калмыком, Ягода, сам не зная зачем, сперва аккуратно закрыл ему глаза, а уж потом только взялся обеими руками за торчащую рукоять ножа. Та была теплой и почему-то противно-влажной. Слегка нажимая ладонями на модную шишечку на ее конце, стал осторожно раскачивать рукоятку влево-вправо. Эта предусмотрительность дала свой позитивный результат – кровь не выбросилась фонтаном, а ровными потоками начала растекаться по груди Калмыка, в одно мгновение пропитав надетый на нем грубошерстный свитер. Вскоре внутреннее давление у трупа упало, и кровь стала поступать на поверхность скупее.