Часовня стояла на взгорке и на фоне уже загорающихся звезд была видна издалека. Продвигались к цели мы осторожно-медленно – во-первых, чтоб не налететь в сгущающихся сумерках на какой-нибудь могильный монумент, а во-вторых, неизвестно ведь, где в настоящий момент обретается госпожа Звездина со товарищи.
Прежде чем выйти на открытую площадку перед часовней, я долго внимательно прислушивался и приглядывался. Но ни черта не увидел и не услышал.
– Ну и где же твоя хваленая наружка? – оглянулся я на Кису. – Дрыхнут небось гаврики в своей машине!
– Не может того быть! – убежденно заявил соратник и, вынув газовую зажигалку, щелкнул ею несколько раз над головой.
В ответ откуда-то сбоку дважды коротко мигнул фонарик и под торопливыми тяжелыми шагами захрустел гравий на дорожке. Через несколько мгновений передо мной предстала плотная фигура одного из Кисиных костоломов. Прокуренный или простуженный голос сообщил новости:
– Только что неизвестные мужик с бабой, приехавшие на «БМВ» темного цвета, сбросили в могилу какую-то девку. Та не подавала признаков жизни.
– Как так сбросили? – придрался дотошный Цыпа. – Наверно, не в могилу, а в яму, приготовленную для завтрашних похорон?
– Нет. В старую могилу, – спокойно опроверг коррективы докладывавший. – Сдвинули вон ту белую мраморную плиту и просто скинули тело. Если желаете, Евгений Михалыч, я сейчас достану оттуда вещественное доказательство.
– Пока, пожалуй, не стоит, – отказался я. – Кто сбросил, тот и достанет тело вскорости, насколько понимаю. Чтобы в часовню отволочь. Конвейер, по ходу, у них такой: особняк – могила – часовня – река. Не будем ломать без особой надобности привычный сценарий варварского ритуала. Неинтеллигентно это – в чужой монастырь со своим уставом... Ладно. Где сейчас приехавшие на «БМВ»?
– В доме сторожа. Сходняк там какой-то. Уже собралось пять человек, с хозяином ежели считать. Три наших кадра за домом пасут.
– Ясно. Часовня заперта?
– Просто навесной замок. В две секунды могу отпереть – плевое дело!
– Ладушки. Дай-ка сюда твой фонарь. Сделаем так: откроешь замок и впустишь меня в часовню. Потом снова закроешь. Сможешь?
– Само собой. Пустяк.
– Я с тобой, Михалыч! – вмешался верный Киса.– Мало ли что там внутри!
– Нет. Вы все здесь останетесь. Кроме деревянного истукана трехрогого, там никого нет. Рубль за сто, как выражается наш старик! Разведаю все сам. К полуночи госпожа Звездина со товарищи здесь нарисуются, достанут девку и в часовню пройдут. У дверей на стреме оставят мужика с косой и в черном балахоне. По-тихому его вырубите и в часовню пройдете. Если мне вдруг срочно помощь потребуется, подам сигнал выстрелом. Тогда уж не до антимоний-церемоний – врывайтесь напролом и без базара пускайте в ход оружие, коли потребуется. Усекли?
Мальчики, переглянувшись, согласно кивнули.
Кисин боевик открыл «амбарный» замок простым и оригинальным способом – сунув в скважину самый обыкновенный штопор. А я и не знал раньше, что им можно не только бутылки открывать. Век живи – век учись, как гласит народная мудрость.
Когда за мною захлопнулась дубовая кованая дверь и лязгнул замок, защелкиваясь, я поспешил включить фонарь, чтоб не позволить разгуляться в темноте своему богатому творческому воображению. Самая страшная действительность всегда воспринимается легче и спокойнее, чем бурно-необузданная фантазия.
Все в помещении было точно так же, как описывал Петрович, словно не минуло с тех пор пятнадцати с лишним лет. По углам заброшенного помещения скопились целые заросли паутины, на обшарпанных стенах с обвалившейся штукатуркой висели строго в ряд иконы в резных деревянных окладах. Их оказалось тринадцать – чертова дюжина то бишь. Любят сектанты символику, видать. Внимательно присмотревшись к изображениям седовласых старцев, я понял, что это и не иконы вовсе, а какие-то издевательские карикатуры на них. Доброты и святости в лицах не было ни на грош. Наоборот, в них легко читались все пороки, известные человечеству. Вон тот тип явно олицетворял собой скупость и алчность – хитрый, ускользающий взгляд, крупный жадный рот и хищный, «клювом» нос с горбинкой. А вот этот типаж – жестокость, судя по тонким, змеевидным губам, торчащим скулам и злому взгляду исподлобья. Да уж, весьма оригинальная коллекция всех смертных грехов.
Тут же у стены была свалена целая груда картонных коробок. Должно быть, именно в них иконы транспортировались сюда сторожем кладбища. А где же главный персонаж интерьера для жертвоприношений? Я сделал еще несколько шагов вдоль стены и обнаружил его.