его уже ждал жандармский полковник.
— Что вы позволили себе сказать? — рявкнул он.
— Садитесь, пожалуйста... Что я сказал? Ничего не понимаю...—
Клоун сохранял самый невинный вид.
— Что вы сказали, показывая фокус с рублем?
— Полковник, в чем дело? Объясните мне...
— Полно вам-то дурака ломать! Потрудитесь не притворяться!
— Я вас не понимаю, полковник...
—- На кого вы намекали, когда сказали: «Довольно дурака
ломать»?
— Я намекнул? — бровь клоуна удивленно взметнулась.— Ага,
так вот на что вы намекаете. И вы, жандармский полковник, до¬
пускаете такую мысль! Я буду жаловаться на вас...
. Дуров смело подступил к полковнику, который счел за благо
ретироваться.
Тюрьма... Анатолий Дуров угодил за решетку по тому же обви¬
нению, из которого удалось выпутаться его брату,— за оскорбление
«его величества». Самого кайзера Вильгельма!
Случилось это почти невзначай на сцене берлинского Винтер-
гардена. Дуров приехал на гастроли, нисколько не замышляя пока¬
зывать антре политического характера. Но, что поделать, натура
артиста не выдержала — разве мог он упустить повод для острого
каламбура! К тому же самолюбие было задето...
Все началось в антракте. В ожидании своего номера Дуров
сидел в буфете с русскими друзьями. За их столик бесцеремонно
уселся немецкий полицейский. Снял каску, постучал ею, вызвал
официанта. Радушные русские решили смягчить его бестактность,
и Анатолий Леонидович даже протянул немцу бокал вина:
— Не угодно ли с нами за компанию...
Полицейский грубо отвел предложенный бокал и вместо бла¬
годарности изволил «пошутить»: «Их билль нихт, филейхт ир
швейн билль этвас», то есть «Я не хочу, но может, ваши свиньи
хотят».
«Дать ему по физиономии»,— было первой мыслью Дурова, но
он сдержался, чтобы необдуманно не ответить на оскорбление. Да
разве это проучило бы тупого полицейского? Ведь его выходка —
лишь отражение враждебности немецких милитаристских кругов
к России.
Звонок, призывавший продолжать представление, прервал назре¬
вавший скандал. Но буфетный инцидент принял неожиданный обо¬
рот. Под маской веселого клоуна Дуров скрыл негодование и горечь
несмытой обиды. Он решил наказать тех, кто стоял за спиной тупо¬
го немецкого полицейского.
Это решение созрело на ходу, следовало лишь чуть перестроить
очередной номер, в котором участвовали свиньи. Выбрав подходя¬
щий момент, Дуров обратился к публике:
— Вот мои дрессированные свиньи, каждая из них имеет свое
желание.-—Клоун взял в одну руку каску, в другую хлеб. И спросил
у каждой свиньи: —Чего ты хочешь?
Разумеется, одна хавронья потянулась к почти протянутому ей
хлебу, а другая к каске, в которой лежал кусочек вкусно пахнущей
колбасы.
— Виль брод...— клоун указал на первую свинью, затем сделал
жест в сторону второй свиньи: — Виль гельм...
Возникла непереводимая игра слов: «виль брод» — «хочет хлеба»
и Вильброд — фамилия министра иностранных дел Германии; «виль
гельм» — «хочет каску» и Вильгельм — имя императора.
Театр молчал. Потом послышался испуганный шепот. В воздухе
нависло как будто что-то тяжелое. В мертвой тишине клоун кое-как
закончил свое выступление.
Дуров уже понимал, что его выпад не завершится добром. Раз¬
вязка действительно наступила сразу, едва он вышел на улицу. Дю¬
жие сыщики скрутили ему руки, впихнули в полицейскую карету.
Так непосредственно после представления русский клоун оказал¬
ся в одиночной камере мрачной тюрьмы Моабит. Нет нужды описы¬
вать недельное пребывание его в одиночке. В своих воспоминаниях
Анатолий Дуров не скрывал, что испытывал довольно сильный
страх за свою дальнейшую судьбу: вдруг за оскорбление кайзера
его осудят на долгие годы тюремного заключения...
Немецкие власти поступили относительно либерально — арестант
был освобожден до суда под залог в восемь тысяч марок. Дуров
поспешил во Францию, оттуда вернулся в Россию. Но через неко¬
торое время получил предписание прибыть в Германию для судеб¬
ного разбирательства дела.
История вновь принимала скверный оборот. За помощью и за¬
щитой пришлось обратиться к влиятельным поклонникам и поклон¬
ницам своего таланта, вплоть до герцогини Лейхтенбергской. Но все
они оказались бессильны в столь щекотливом вопросе, как оскорбле¬
ние германского императора.
Спасение пришло неожиданно: Дуров вспомнил, что он дресси¬
ровал собачку великого князя Алексея Александровича. По указа¬
нию его высочества клоун Анатолий Дуров был объявлен полити¬
ческим преступником, следовательно, не подлежащим выдаче ино¬
странным властям. Собачка выручила...
В своих воспоминаниях Владимир Дуров тоже говорит, что имен¬
но его выслали из Берлина за оскорбительный для кайзера Вильгель¬
ма каламбур в цирке. Он упоминает об этом бегло, касаясь своего
знакомства с Вильгельмом Либкнехтом. Стоит привести его рассказ
целиком.
«С вождем немецких социал-демократов я познакомился несколь¬
ко лет назад, когда мне пришлось обратиться к нему, как адвокату,
по нашумевшей в то время истории с моей ученой свиньей. В Бер¬
линском цирке я показывал эту свиныо и мною был, между прочим,
проделан такой номер:
— Вас вилльст ду? («Что ты хочешь?») — спрашиваю я свиныо.
Она бросается к каске, какую носил Вильгельм, и тычет в нее
мордой. «Их билль гельм! («Я хочу каску!») — отвечаю я за нее.
При соединении двух слов выходит — «Вильгельм».
За это меня выслали из Берлина. Мой гражданский иск вел
Либкнехт и выиграл его» *.
Всюду, где только находился к тому повод, слышалась разящая
сатира Анатолия Дурова. Остроты его передавались из уст в уста,
становились ходячими анекдотами. Крупные российские города,
такие, как Рига, Киев, Одесса, и провинциальные захолустные
Кременчуг, Владикавказ или Тамбов в равной мере знали и любили
клоуна-сатирика Анатолия Дурова.
Перед его приездом на улицах городов наклеивались на афиш¬
ных тумбах, а то и просто на заборах зазывные оповещения: «Жди¬
те Анатолия Дурова!», «Едет знаменитый Анатолий Дуров!» Улич¬
ным прохожим вручались бумажные летучки с нескладными, зато
доходчивыми виршами:
__________________________________________________________________
Многие шутки оба брата Дуровых приписывали каждый себе. Так было
в случае с адмиралом Зеленым, кайзером Вильгельмом.
Сейчас, по прошествии десятилетий, трудно установить, кто именно был
автором той или иной шутки, тем более что в периодической печати тех лет
по понятным причинам они не находили отражения. Но, по общему мнению,
А. Л. Дуров был сильнее и интереснее, как разговаривающий клоун и сатирик,
в то время как В. Л. Дуров пользовался большим признанием как клоун-дрес¬
сировщик.
Автор настоящей книги не проводил специальных исследований и анализа
репертуара обоих артистов, поэтому, естественно, что отнесение того или ино¬
го антре к Анатолию или Владимиру Дурову в значительной мере условно.
Здесь важно подчеркнуть общую сатирическую и демократическую сущность
искусства артистов.
Очевидно, в дальнейшем исследователи все-таки установят точно, кто из