Ведь Юнатан говорил мне, что Тенгиль ненавидит Софию.
«София из Долины Вишен и Урвар из Долины Терновника — его злейшие враги. Уж будь уверен, он хорошо это знает, — говорил мне Юнатан. — Урвара он засадил в пещеру Катлы. Он с удовольствием запер бы туда и Софию, чтобы она там томилась до самой смерти. Этот негодяй обещал дать пятнадцать белых лошадей тому, кто доставит ему Софию живой или мертвой».
Да, Юнатан рассказывал мне об этом. И мне было ясно, почему София должна была держаться подальше от Долины Терновника. Пришлось послать туда Юнатана. О нем Тенгиль ничего не знал. Во всяком случае, можно было на это надеяться. Хотя, видно, кто-то понимал, что Юнатан не просто батрак в саду у Софии. Тот, кто был у нас ночью в доме. Тот, кто стоял тогда у буфета. И София не могла не думать о нем с тревогой.
— Этот человек слишком много знает, — сказала она.
И она велела сразу же сказать ей, если я замечу, что кто-то вертится возле Рюттаргордена. Я сказал ей, что в буфете они теперь ничего не найдут, потому что мы перепрятали секретные бумаги в другое место. Теперь они лежат у нас в ларе с овсом, в конюшне. Мы положили их в большую табакерку и засунули на дно ларя, под овес.
София пошла со мной в конюшню, достала табакерку и положила в нее новую бумажку. Она решила, что это хороший тайник, и я с ней согласился.
— Постарайся не падать духом, — сказала мне София, уходя. — Хотя я знаю, как тебе тяжко, но ты не Должен падать духом!
Мне и в самом деле было тяжело, особенно по вечерам.
Однажды вечером я отправился в «Золотой петух». Мне было невмоготу сидеть одному в Рюттаргордене, там стояла такая тишина, что мои мысли звучали слишком громко. А радоваться этим мыслям не приходилось.
Когда я вошел в трактир без Юнатана, все, все до одного, уставились на меня.
— Вот те раз! — сказал Юсси. — Явилась только половина братьев Львиное Сердце! Куда же ты подевал Юнатана?
Нелегко мне было выкрутиться. Я помнил, о чем мне твердили София с Юнатаном. Мне было велено молчать, куда и зачем отправился Юнатан, что бы ни случилось. Не говорить ни слова ни одной душе! И я сделал вид, что не слышал вопроса Юсси. Но рядом со мной сидел Хуберт.
— Да, так где же Юнатан? Неужто София лишилась своего маленького садовника? — спросил он.
— Да нет, Юнатан на охоте, — ответил я, — охотится на волков.
Надо же мне было что-то сказать! И мне показалось, что я неплохо вывернулся, ведь Юнатан рассказывал мне, что в горах водятся волки.
В тот вечер Софии на постоялом дворе не было. Но, кроме нее, там собралась, как обычно, вся деревня. Они, как всегда, пели и веселились. Но я с ними не пел. Для меня все теперь было по-другому. Без Юнатана мне здесь было невесело, и я скоро собрался уходить.
— Не куксись, Карл Львиное Сердце, — сказал мне на прощание Юсси. — Юнатан, поди, скоро вернется домой с охоты.
Ах, как я был благодарен ему за эти слова! Он похлопал меня по щеке и дал с собой вкусного печенья.
— Погрызешь его, пока будешь сидеть дома и ждать Юнатана, — добавил он.
Добрый был этот Золотой Петух. Мне даже стало как-то не так одиноко.
Я приехал домой, сел у камина и стал есть печенье. Днем солнышко уже сильно пригревало, почти как летом. Но мне все же приходилось разводить в большом очаге огонь, потому что толстые стены нашего дома еще не прогрелись.
Когда я улегся на свой откидной диванчик, мне было холодно, но я тут же уснул. Во сне я видел Юнатана. Сон был такой страшный, что я проснулся.
— Да, да, Юнатан! — закричал я. — Я иду! — снова крикнул я и вскочил с постели.
В темноте эхом отозвался чей-то крик. Это кричал Юнатан! В моем сне он кричал и звал меня на помощь. Я это знал. У меня в ушах еще звенел этот крик. И мне захотелось прямо в эту минуту, темной ночью броситься искать его, где бы он ни был. Но скоро я понял, что это невозможно. Что мог сделать я, такой беспомощный? Я мог лишь снова улечься в постель. Меня била дрожь, и я чувствовал себя маленьким, растерянным, испуганным, одиноким, самым одиноким на свете.
Ненамного стало мне легче, когда настало утро, а потом пришел светлый, ясный день. Конечно, страшный сон как-то отдалился, потускнел, но крик Юнатана, его призыв о помощи не выходил у меня из головы. Мой брат звал меня — разве я не должен отправиться в путь и искать его?
Я сидел часами возле кроликов и думал, что мне делать. Мне не с кем было поговорить, не у кого спросить совета. К Софии я идти не мог, она бы меня не отпустила. Она ни за что не позволила бы мне ехать, не настолько она была глупа. Ведь то, что я задумал, было глупо, и я сам это понимал. И опасно. Опаснее и быть не могло. А ведь я совсем не храбрый.
Не знаю, как долго я сидел, прислонясь к стене конюшни, и рвал траву. Я сорвал все травинки до одной вокруг того места, где сидел. Но это я заметил уже потом, а не тогда, когда сидел и мучился, не зная, что делать. Часы шли, а я все сидел и сидел. Может, я сидел бы там и до сих пор, если бы не вспомнил слова Юнатана, что иногда нужно решиться и на опасное дело, а не то ты не человек, а куча дерьма!
И тут я решился. Стукнув кулаком по клетке с кроликами, так что бедняги подпрыгнули, я сказал громко, чтобы уверить самого себя:
— Я сделаю это! Я сделаю это! Я вовсе не куча дерьма!
Ах, как мне стало легко, когда я принял решение!
— Я знаю, что поступлю правильно, — сказал я кроликам, ведь больше мне говорить было не с кем.
А как же кролики? Теперь они одичают. Я вытащил их из клетки, отнес за калитку и показал им прекрасную зеленую Долину Вишен.
— По всей долине полно травы, — сказал я им, — и там сколько угодно кроликов, с которыми вы можете водиться. Мне думается, там вам будет гораздо лучше, чем в клетке, только берегитесь лисы и Хуберта.
Все три кролика, казалось, были немного удивлены. Они сделали несколько прыжков. Убедились, что они на свободе. А потом пустились наутек и исчезли за зелеными холмами. Мол, поминай как звали!
Я стал торопливо собираться в дорогу. Приготовил все, что нужно было взять с собой: одеяло, чтобы завернуться в него, когда буду спать, огниво, чтобы развести огонь, мешок, полный овса для Фьялара, и мешок с едой для меня самого. Да, у меня не было ничего, кроме хлеба, но это был самый вкусный хлеб на свете, лепешки Софии. Она принесла их мне целую гору, и я набил ими мешок доверху. Этого мне хватит надолго, решил я, а когда хлеб кончится, буду есть траву, как кролики.
София собиралась принести мне суп на следующий день, но к тому времени я уже буду далеко. Бедной Софии придется самой есть свой суп! Но я не хотел, чтобы она беспокоилась, куда я подевался. Я должен предупредить ее, но так, чтобы она не успела мне помешать.
Я взял из очага кусок угля и написал на стене большими черными буквами: «Кто-то звал меня во сне, и я отправляюсь далеко за горы искать его».
Я написал такую странную записку на тот случай, если не София, а кто-нибудь другой придет в Рюттаргорден и станет шарить по углам. Чужой в ней ничего не понял бы, а София сразу догадается: я уехал искать Юнатана!
Я радовался, чувствовал себя в эту минуту по-настоящему сильным и храбрым и даже напевал себе под нос: «Кто-то звал меня во сне, и я ищу его за дальними гора-а-а-ами». До чего же это здорово звучало! Я подумал, что обязательно расскажу об этом Юнатану при встрече.