Серафим сунул в рот кусочек жевательной палочки, принялся разжёвывать приевшуюся пищу, наблюдая за великим жором, что развернулся за пределами пещеры. Подметил то, что как бы растения не буйствовали, как бы не убивали друг друга на право и на лево, а на выжженную дорогу даже не ступали. Да и семена подземного великана явно не выживали на ней. Металлические жуки делали своё дело. Разбирали каждое упавшее на пепел и золу семечко, ведь будь это не так, то выжженная дорога давно покрылась бы белым покрывалом. Но она всё так же продолжала чернеть.
Мерное, неглубокое дыхание, жвачка во рту и усталость сделали своё дело. Серафим погрузился в сон, а Васька продолжил охоту на семена. Так и курсировал у входа от одной стены к другой, словно часовой, ожидая, когда же ещё одно семечко залетит в их обитель.
Парень уснул и не заметил, как небо заволокли серые тучи и на почву упали первые капли дождя. Над хуторком колонистов тоже нависли осенние тучи и начал идти дождь.
Маленькие капельки мерно капали с небосклона, медленно, но верно превращая грунт в вязкое, липкое болото.
- Ты смотри, как тучи нас обложили. – Бубнила себе под нос тётя Лида, Таськина мать, хлопоча у очага. – Ещё и ветра нет, всё замерло, словно в колодце.
- Осень, что поделать. – Ответила Олеся. – Уже столько воды на землю вылилось, страшно подумать. С нашего попадания сюда не лило так долго.
- Дождь – это хорошо, значит, на следующий год засухи не будет. – Ответила тётя Лида. – Но это с одной стороны, а с другой, если посмотреть, получается, что плохо.
- С чего вдруг плохо? – Заметив привычное для Олеськи пессимистическое выражение на лице, поторопилась спросить Тома, зная о том, к чему приводит подобное выражение – к паре часов нытья и причитаний. Молодая женщина не желала в очередной раз выслушивать страдания подруги, не хотела, чтобы ей в душу нагоняли тоску, а в сердце поселяли тревогу. Итак, жизнь не сахар, за несколько месяцев на этой планете она постарела на несколько лет. На днях увидела собственное отражение в луже и ужаснулась. Куда пропала та молодая, красивая женщина с ухоженными руками, уложенными волосами и макияжем? Канула в лета! Теперь на неё из отражения смотрела усталая баба с впавшими глазами, тусклыми волосами под грубо связанным платком. Она больше не была той, кого муж с гордостью называл: «кровь с молоком». Пышные аппетитные формы исчезли, уступив место тощему, измождённому телу.
- Ефим, наверное, теперь на меня даже не взглянет. Кто польстится на такую уродину. – Печально подумала Тома, когда перед ней возникло пухленькое личико дочурки.
- Мама ам-ам! – Заглядывая матери в глаза просящим взором, попросила малышка.
- Вот. – Тома протянула ей один из недоеденный вечером кусочков пресной лепёшки из перетёртого ствола мучного дерева. – Скушай кусочек и больше не проси. Жди до обеда, тогда все сядем за стол и хорошо покушаем. Поняла, Симочка? Нельзя кушать, когда остальные голодают. Нужно делиться со всеми.
- Дай! Дай! – Прыгала и тянула ручонки ко второму кусочку несмышлёная, голодная малютка.
- Тома. Не издевайся над ребёнком. – Строго сказал Виктор, отец Таси. – Мы все здесь взрослые люди и понимаем, что Сима самая маленькая из нашей общины. Ей расти нужно, оттого и голодна постоянно. Отдай ей остатки, пусть кушает. Я ведь прав, станичники?
Люди занимавшиеся повседневными делами под крышей общего дома, согласились со словами Виктора. Единогласно решив, что все объедки будут отдавать самым младшим, дабы те перекусывали ими, когда голод станет нестерпимым.