- Сейчас поедем в архив, криминалисты здесь без нас разберутся.
Инна так и вертела этот жетон, но в голову так и не приходили мысли, что хочет показать ей Пётр.
В архиве было пыльно и душно, лампы горели через раз, но Пётр быстро ориентировался среди стеллажей, будто здесь и жил. Покапаясь минут пять он вернулся с огромной коробкой вещдоков с 1996 года.
- В конце 1996 года по России прокатилась волна двойных убийств. В основном убивали родственников, а именно братьев. – Говорил Пётр, задыхаясь от волнения.
- Зачем ты всё мне это показываешь? Ты считаешь, что это связано с нынешним убийством? У нас нет оснований так считать.
- Нет, есть. – Пётр открывает коробку, и взору Инны открылись снимки с места преступлений и самое главное «след», который оставлял преступник – жетоны без имён. – Этого психопата назвали Братцем, потому что он убивал только братьев и оставлял жетоны. Инна, он вернулся.
Резонансное дело – возвращение Братца. Позже весь день проходили совещания, строились планы, допрашивались возможные свидетели, и только после одиннадцати часов вечера Инна вышла из здания своего отдела. Домой, в пустую квартиру, она совсем не хотела, поехала к родителям.
-Инна, я видела новости, как ты бедняжка, не представляю, как ты там работаешь! – мама сразу с порога кинулась обнимать и целовать. Инна заходила не часто, её появления было для родителей как праздник. Отчим сидел на кухне за столом и пил чай, услышав имя дочери, он тоже побежал её встречать.
- Папа! – как же Инна соскучилась по ним.
- Как ты? – сочувственно спросил отчим.
- Ничего особенного. Я привыкла.
- Садись за стол, у нас сегодня был рассольник. – принялась греть суп мама. – Ты Стасу звонила?
- Да, но он был недоступен.
- Вот ведь какой, даже не позвонит сам родителям и сестре.
- Мам, ему некогда, он в это время ещё работает.
- Да, знаю, но всё же… ах да, он же взял отгул, чтобы встретить тётю Ларису и Вову.
- Твоя сестра до сих пор носит тюрбан? – Ехидно спросил отчим мать, но та лишь с улыбкой на лице махнула в его сторону полотенцем.
Все трое сидели и уплетали за обе щеки ночной суп и смотрели новости об инфляции, а в это время мужчина лет пятидесяти или около того, закурил и понял, что его философия больше не работает, а бугру на окраине новой дороги осталось хранить свою тайну всего лишь несколько дней.
Снова сомнения
Сидя за барной стойкой, в самом дешёвом баре города, мужчина заливал в себя рюмку за рюмкой водки. Учитывая, сколько он выпил за всю жизнь, эти порции мало чем сказывались на его состоянии. Он всё ещё был загружен тем, оправдывает ли его выдуманная философия, может, стоит остановиться? Последние ребята просто рвали друг за друга, ему было тяжело их убивать. Они ему напомнили его сослуживцев, а сам себя он ощутил мерзким душманом, который, как животное, убивал его друзей. Все эти воспоминания как клеймо на его памяти. Кавказ 1994 года настолько сильно сломал его и омерзительно состряпал вновь, что с этим теперь ему на всю жизнь ходить.
Домой он пришёл совершенно опустошённый, алкоголь не затмил его разум, а только избавился от мыслей и открыл путь к ужасным воспоминаниям конца 1994 года.
11 декабря 1994 года они вошли с трёх направлений в Чечню. А 12 декабря их обстреляли у села Долинское. Это был Ад на Земле. Никогда он ещё юнцом не видел столько крови, грязи, не слышал взрывов снарядов, крики раненых и стоны умирающих. Тогда, на долгие часы, дни, недели и года, он запомнил запах крови, он как будто въелся, даже сейчас, сидя на своём старом обшарпанном кресле, как будто ничего не кончилось, мужчина на губах своих почувствовал кровь, ноздрями вдохнул её, а на зубах заскрипела земля.
Снова эти воспоминания, кому бы рассказать, но разве кто- то поймёт его боль, после же его просто бросили. После Чечни, он уже не был кому то нужен – ни семье, ни подруге, ни государству. За что он умирал там, за что боролся, за что стал таким? Но самое паршивое в этом то, что он на своей шкуре понял, как это, когда тебя предаёт твой «брат». Как гром среди ясного неба, и этот гром с ним всегда, каждый его шаг - гром, каждый его удар - гром, и теперь этот гром его проклятье.