В дальнем углу невозмутимый Василь Долевич по прозвищу Ржавый старательно и нудно скреб напильником.
Захаренок проводил заказчика до двери, плотно закрыл ее и повернулся к Чурину.
– Плохо, хозяин. Пропуск недействителен. Ворота закрыты.
– Та-ак… - Захаренок присел на лавку рядом. - Что решил?
– Ума не приложу. Если бы кто-то, кто в гостинице, подключил провода.
– А сумеет?
– Я объясню. И еще необходимо предупредить фрау. Насколько я понял, Гравес создал вокруг гостиницы вакуум, пустоту. И туда - никого, и оттуда - никого. Если удастся подключить провода, ей людей не вывести. Пусть укроются где-нибудь в гостинице.
– Опасно.
– Опасно. Можешь предложить другой выход? Главное, чтобы никого не было ни на кухне, ни в зале.
Они помолчали. В тишине занудно скреб напильник.
– Кто-нибудь еще имеет пропуск в гостиницу? - спросил Захаренок.
– Говорю: отменили пропуска.
– Новые могли выдать.
– Фрау, дьякон, Флич, еще Злата-Синеглазка.
– Фрау и дьякон отпадают. Живут в гостинице. Флич… Фокусник, что ль?
Чурин кивнул.
– Ржавый! - позвал Захаренок.
Напильник замолк.
– Ну…
– Ты фокусника знаешь, Флича, который к нам вазу приносил?
– Знаю.
– А где живет, знаешь?
– Наверху по третьей лестнице. У одноногого, который цирк сторожил.
– А ну, как бы между делом, слетай к нему. Если он дома, скажи, пусть зайдет. Скажи, спицы я ему достал для пензенского велосипеда.
Василь вытер руки о блестящие штаны и вышел, тихо прикрыв дверь.
– Что за спицы? - удивился Чурин.
– Старый разговор. Давай-ка, Геннадий, займись чем. Вон хоть шейку у примуса припаяй. Что за перекур у частного предпринимателя?
Чурин занялся примусом. Захаренок ключом. Зайдет кто - в мастерской разгар работы.
Вскоре вернулся Василь.
– Придет.
Захаренок и Чурин переглянулись.
Некоторое время все трое работали молча и сосредоточенно, словно у них не было иных забот. Но думали каждый о своем.
Чурин придумывал способы проникновения в гостиницу один фантастичнее другого и тут же отвергал их. По воздуху не перелетишь, под землей не проползешь. Одно непреложно: задание надо выполнить во что бы то ни стало. Хоть ценой жизни. Только сначала выполнить, а потом уж пропадать. С музыкой. Хороший фейерверк - лучшая музыка для сапера.
Захаренок думал, чем и как помочь Чурину. Можно ли довериться Фличу? Один раз фокусник приходил от фрау. Он, Захаренок, осудил тогда этот шаг как опрометчивый. Хотя и оправданный: так сложились обстоятельства, каждая минута была дорога. Ведь и сам он вынужден был пренебречь обычными каналами связи, послал в лес мальчишку, Василя. Иногда обстоятельства заводят в тупик, припирают к стене. Тут уж решай сам. Иди на риск.
Тогда Флич выполнил просьбу хозяйки, его старой, хорошей знакомой, подруги, можно сказать, передал незаметно записочку, даже не зная, что в ней. Передать записочку - одно дело, и совсем другое - взорвать офицерский ресторан. Там - я ничего не знаю, попросили - передал. А тут - виселица в лучшем случае. А то и с живого шкуру спустят. Эти, в службе безопасности, большие "мастера".
Вот и решай. А решать надо.
Василь думал о Злате. Последние недели он неотступно думал о ней. Что-то с ним происходит. Факт. Стоит только увидеть ее, и какая-то неодолимая, щемящая и сладкая сила распирает грудь. Словно сердце надувают, как воздушный шар, и вот-вот ноги не удержат на земле, оторвешься, полетишь над улицей, над городом, над землей и заорешь на весь этот удивительный и жутковатый мир: Зла-а-та-а!
Нет, девочка и раньше нравилась ему. Симпатяга, друг, одна из Великих Вождей. Ах, какое детство эта игра в Великих Вождей, какое далекое и немного смешное детство. Тогда ничего не стоило дернуть Злату за волосы, а то и щипнуть и захихикать при этом, как от веселой шутки. А теперь случайно прикоснешься к ее руке - будто током шибанет, ноги деревенеют, язык отнимается. Надо же! Всю жизнь все равно было что надевать, да пришита ли на рубахе пуговица, да какие башмаки на ногах, если они вообще надевались. А теперь вот стираешь рубашки через день. Сапоги отцовы драишь бархоткой, не хуже айсора, что до войны на углу у гостиницы башмаки чистил за гривенник. Руки после работы отмываешь, того и гляди - кожу сдерешь. Прическу завел! Уж не любовь ли это? Толик-собачник или дядя Гена узнают - засмеют! А чего смешного! Чего, спрашивается?
Напильник все ускорял и ускорял скрип. Занятый своими мыслями Захаренок взглянул на Василя удивленно: чего это парень в такую жару себя не жалеет?
Дверь отворилась и на пороге появился Флич в светлых брюках из чесучи и белой рубашке "апаш". Одной рукой он прижимал к животу большой медный таз.
"Смотри-ка, работу принес", - удовлетворенно отметил Захаренок.
– Здравствуйте, - сказал Флич. - Мне бы тазик обновить. Подходит время варки варенья. - Он оглядел мастерскую, заметил незнакомого бородача с примусом в руках, добавил: - Конечно, при условии, что удастся раздобыть сахар. - И обратился к Захаренку: - Если не ошибаюсь, вы - хозяин и мы с вами знакомы. Вы прекрасно починили "волшебную" вазу. Смею напомнить: Жак Флич, артист оригинального жанра.
– Здравствуйте, господин артист. Давайте ваш тазик, посмотрим. Ржавый! - Захаренок кивнул на дверь.
Василь молча вышел наружу, захватив напильник и какую-то железяку. Там он уселся на предпоследней ступеньке лестницы лицом в сторону ворот и принялся неторопливо обтачивать железку.
Захаренок положил руку на тазик и испытующе смотрел на Флича, словно изучал его.
Флич даже оглядел себя, спросил:
– Что-нибудь не так?
– Все так, - ответил Захаренок и добавил решительно: - Товарищ Флич.
Фокусник метнул быстрый взгляд на бородача. Тот поставил примус на обитый жестью стол и подошел. В свете окна лицо его показалось вроде бы знакомым.
– Не узнаете? - спросил бородач молодым голосом.
– Н-нет… - неуверенно произнес Флич.
– А ведь мы с вами встречались до войны в цирке и у Лужиных.
Флич присмотрелся.
– Позвольте… Действительно… Нет… Не припомню.