С того дня я стал самим собой и больше никем. Одиноким Шенто. Человеком, который никому не принадлежал и приехал из ниоткуда, и не было никакого генерала Дин Лона, никакой матери, которая бросилась вниз с утеса. А осталась только память о моих погибших Папе и Маме. В доке перед погрузкой еще одной тележки рыбы я порвал письмо на кусочки и выбросил в море. Когда вода поглотила клочки бумаги, часть меня утонула вместе с ними. С их исчезновением родился новый Шенто.
ГЛАВА 10
Смерть председателя Мао ознаменовала конец его пагубного правления революции. Когда Хэн Ту взял узды правления страной в свои руки, первое, что он сделал, это восстановил высшее образование. Популярный лозунг «знание — это яд» был выброшен на свалку. На «вонючих интеллектуалов» был теперь большой спрос. Неожиданно миллионам выпускников десятилетних средних школ была предоставлена возможность сдать государственные экзамены, чтобы занять определенное количество мест в университетах. Возникла жажда получить более обширные знания по искусству и в науке. Свет в домах горел до поздней ночи. На горизонте маячила другая революция, которая даст каждому молодому человеку шанс на лучшее будущее.
Старшая средняя школа Дон Шан показалась мне снобистским старым клубом, полным странных и эксцентричных персонажей, современной версией китайской королевской и родовой знати, которые имели склонность устанавливать модные тенденции и в одежде, и в образе мышления. Мальчики носили брюки-клеш, подметающие пыль, а волосы у них были сальные и длинные. В туалетных комнатах ученики старших классов свободно продавали сигареты, но только иностранных марок, отечественные с готовностью выбрасывали.
Поскольку отец был одним из основателей этого учебного заведения, меня пригласили присоединиться к самому престижному обществу в школе из пятисот учащихся — клубу «Серп и Молот». Фотография отца все еще висела на стене холла, наполненного дымом. Первоначальной задачей клуба было изучать правду о коммунизме, как толковал ее Карл Маркс. Но я не мог поверить тому, что услышал при первой встрече. Одни называли Карла Маркса иностранным сумасшедшим с бородой, другие — нищим, который без зазрения совести пользовался связями богатого друга. Молодые люди обсуждали все варианты, пытаясь найти наиболее подходящую политическую систему для Китая. В конечном счете беседа неизменно сводилась к обсуждению демократии в Америке.
Всю первую встречу я просидел молча. Когда она закончилась, я не мог не думать о том, насколько парадоксальным было то, что дети коммунистической элиты обсуждали альтернативы той самой формы правления, которая дала нам все привилегии и все, что у нас было. Сначала это испугало меня, поскольку во времена Мао эту встречу сочли бы контрреволюционным актом, а мы все были бы брошены в тюрьму на двадцать лет без возможности просить о помиловании. Но чем больше я думал об этом, тем больше видел в этом смысла — если мы не будем размышлять о будущем, то кто же сделает это?
В последующие несколько недель я принимал горячее участие в дебатах. Впервые я серьезно задумался о политической системе своей страны. Мое раннее соприкосновение с финансовым миром, а теперь еще и долгие беседы с мисс Йю на многое открыли мне глаза. Я пришел к выводу, что здесь, в Китае, никогда не было никакой демократии, потому что демократия не позволила бы моим дедушкам выбрать незаменимого вождя для всей нации. Право выбора лидера должно быть предоставлено людям, а не политическим деятелям. Правительство обязано прекратить контролировать главные отрасли промышленности, чтобы у людей появилась возможность приобретать собственность и заниматься коммерцией, и только тогда в полной мере сможет быть реализован потенциал этой большой нации. Вообразите себе миллиард предпринимателей. Будущее Китая находилось здесь и сейчас. Я чувствовал себя вдохновленным и уверенным, что когда-нибудь, возможно в ближайшем будущем, я смогу должным образом использовать свои политические убеждения и помочь людям.
Однажды вечером клуб «Серп и Молот» предложил вступить в полемику клубу «Ленин и Сталин», который все еще доминировал среди консервативно настроенного студенчества. Меня выбрали, чтобы представлять наш клуб, эта честь прежде была оказана только одному новичку. Моим оппонентом оказался студент старших классов, отец которого был министром пропаганды. Мой противник утверждал, что Китай никогда не станет капиталистической страной, потому что его народ не будет знать, что делать на свободном рынке. Но я привел в пример пять маленьких азиатских «тигров» — Сингапур, Гонконг, Корею, Малайзию и Индонезию, — чтобы указать его ошибки. Я выиграл спор под несмолкающие аплодисменты. С того дня я стал известен в университетском городке как Мистер Демократия. К среднесеместровым экзаменам меня избрали президентом клуба, честь, которой мой отец не удостаивался до выпускного класса.