— Эй, а ты случайно не тот парень из исправительного заведения? — воскликнул капитан.
— Это же убийца, он сбежал на нашем судне! — прокричал другой.
— Давайте передадим его полиции.
Я умолял моряков помочь мне, но вместо этого они препроводили меня с судна к старому трехэтажному кирпичному зданию, охраняемому двумя морскими офицерами. Моряки передали меня высокому офицеру, который провел меня к маленькой камере, на двери которой было написано «ВРЕМЕННОЕ ЗАДЕРЖАНИЕ». Мне выдали тюремную одежду, затем отвели в комнату для слушания дел, где сидел старый морской офицер. На его столе стояла табличка с надписью «судья».
— Каков состав преступления? — спросил офицера толстый судья.
— Побег из исправительного заведения в Фуцзяни после убийства трех одноклассников.
— Большое достижение для такого нежного возраста, — сказал судья, искоса глядя на меня. — Что вы на это скажете, молодой человек?
— Невиновен, — ответил я твердо. — Они насиловали невинную девочку, судья!
— Конечно, насиловали. — Мужчина с раздражением махнул рукой, как будто это была ложь, которую он слышал уже слишком много раз. Он покачал головой и небрежно приказал: — У тебя нет ничего, чего не мог бы вылечить тяжелый труд. Пересмотр дела через три месяца. До этого времени исковое заявление отклоняется. — Он стукнул своим молотком, и суд закончился.
Я должен был получить пулю в голову в день, когда добрался до Джиушана. С точки зрения упрощенного правосудия коммунистического режима, я был виновен. Мой побег даже удваивал наказание. Но в этой местности управление заменяло собой китайский уголовный кодекс. А это означало, что неопределенная отсрочка может быть применена даже для преступников, осужденных на смертную казнь. Это была вынужденная мера из-за острой нехватки рабочей силы. На Джиушане строился глубоководный военный порт, железные дороги и шоссе. Заключенные были идеальной рабочей силой, так зачем же убивать их?
Ранним солнечным утром после завтрака, состоящего из куска черствого хлеба, я залез в грузовик с другими рабочими. Водитель хлопнул меня по плечу и сказал:
— Тебе это не понравится, молодой человек.
Он оказался прав. Я был одним из многих тысяч, копающих землю и носящих ее в бамбуковых корзинах за мили, чтобы высыпать на влажную грязь рядом с морем, подготавливая основу для порта. Время тянулось долго, а работа была каторжной. Солнце пекло немилосердно, а воздух был влажным. Вдоль дорог, где ходили рабочие, стояли с кнутами сердитые и грубые охранники, готовые ударить в любое время, если обнаружат, что кто-то отстает. Рабочих было много, но они казались крошечными по сравнению с масштабами проекта, подобно деятельным муравьям, снующим туда-сюда и переносящим пищу в ожидании дождя.
В первую неделю я обгорел и стал похож на вареного краба. Во вторую неделю моя кожа облезла подобно змеиной шкуре. К третьей неделе я щеголял загаром и походил на блестящего морского угря, особенно когда пот покрывал меня с головы до ног. Мне исполнилось всего семнадцать, но я был высокий, с широкими плечами и узкой талией, как и мой отец. Мне побрили голову, как и другим заключенным, но мои властные черты стали выделяться еще заметнее. Но больше всего на других производила впечатление моя работа. Когда другие шли, я бежал; когда они бежали, я летел. Я был первым по количеству вывезенного грунта на влажную землю. Наблюдая за медленным передвижением утомленных рабочих, безрезультатно снующих взад и вперед, я рискнул предложить главе охраны выстроить всех рабочих в линию и передавать ведро друг другу «по цепочке»: в этом случае работа пойдет намного быстрее, а лентяи не останутся незамеченными, так как сразу нарушится процесс. На следующий день людей выстроили в десять линий, простирающихся от холма к морю. Аналогичный объем работы стал выполняться в три раза быстрее. Я подбадривал людей песнями горнорабочих, когда передавал им чашки чаю по цепочке. Мой энтузиазм подействовал даже на охранников, которые обычно били нас. Они пели вместе с нами, и некоторые даже предлагали мне сигареты во время перерыва.
Другое судебное заседание по моему делу состоялось девятью месяцами позже. Государственный обвинитель без всякого выражения прочитал состав преступления: «Три убийства и попытка бегства от правосудия».