— Мне жаль слышать все это, Как вы могли бы восполнить отсутствующие предметы? — озабоченно спросила мать.
— Ну, нам нужно больше преподавателей.
— Сколько преподавателей у вас есть?
— Один.
— Плюс вы, итого два? — подытожила она.
— Нет, только я.
— Только вы?
— Да, и прошу извинить, что мне потребовалось так много времени, чтобы добраться до вас. Я делал стул и стол для вашего сына.
Я чувствовал себя польщенным.
— Какие преподаватели вам нужны? — упорствовала мать.
— Я преподаю китайский, английский, геологию и политологию. Но молюсь, чтобы появился преподаватель математики и, если повезет, преподаватель музыки.
Дедушка улыбнулся и сказал:
— А как насчет добровольцев? Я могу преподавать математику. У моего сына история была главным предметом в Пекинском университете, а моя невестка — концертная пианистка. Тан будет горд стать вашим двадцатым студентом.
Ректор Кун был глубоко тронут.
— Я не могу поверить в это.
— Если у вас нет возражений, — сказал дедушка, — мы начнем завтра же.
Я покачал головой, глядя на членов своей семьи, которые радостно поздравляли друг друга.
— Я с таким же успехом мог бы учиться дома.
— Тан, мы хотим сделать тебя первым выпускником колледжа Лу Чин Бэй, — сказал ректор Кун.
— А не просто какого-нибудь учебного заведения, — вставила мать.
— Пекинский университет, — сказал отец.
— Специализация — история, — добавил дедушка.
Они так долго молчали по поводу моего будущего, а теперь стали щебетать подобно утренним птицам. В соленом воздухе повеяло надеждой.
Когда на следующий день мы всей семьей пришли в среднюю школу Лу Чин Бэй, мы увидели трех самых важных чиновников деревни в одном лице: ректор, секретарь коммунистический партии и главный монах деревни. Кун владел всеми тремя титулами. Он улыбнулся и объяснил:
— По профессии я — преподаватель, по воле судьбы — вдовец, а политическим деятелем я стал потому, что никто не хотел носить это звание. И я получаю двойную зарплату, чтобы восполнить низкий доход преподавателя. — Он пожал плечами и продолжил: — Когда-то это здание было храмом. Во время «культурной революции» хунвейбины хотели разрушить его, но суеверное население города воспротивилось. Поэтому, в качестве компромисса, они превратили храм в школу и повесили вывеску, что здесь также расположен штаб коммунистической партии. — Он с гордостью оглядел свое шестикомнатное бунгало.
Я был поражен менталитетом «ночного магазина» рядовых сторонников коммунизма. Что подумал бы Мао о разделении подушки с добрым старым Буддой? И что бы чувствовал при этом Будда?
Ректор Кун показал отцу книги по истории, дедушке — свои гигантские счеты, которые нужно было использовать для занятий, а матери — деревянный вертикальный орган, молчаливо собиравший пыль позади позолоченной усыпальницы Будды. Когда мать наступила на ножную педаль, из полых труб раздался ревущий звук.
— О! Ш-ш-ш. Не здесь, пожалуйста. Мы можем нарушить покой его святейшества. — Кун крепко сжал руки и склонил голову. — Пожалуйста, давайте переместим эту вещь в самую дальнюю комнату от его расположения.
— Почему? — полюбопытствовал я.
Но монах был сосредоточен на молитве. А я расслышал только ее окончание.
— Прости наши грехи, пожалуйста. — Ректор Кун в самом деле выглядел как настоящий монах.
Все остальное время моего пребывания я приказал себе молчать. Я смотрел, слушал и изучал. Все это было ново для меня. Школа представляла собой храм, который к тому же являлся штабом коммунистической партии. За какое-нибудь нарушение тебя могли отправить из школы в коммунистическую тюрьму.
Новый преподавательский состав из членов семьи Лон вел уроки в младших классах, а Кун присматривал за самыми старшими учениками.
Ректор Кун, хромая, вошел в старший класс, подобно раскачивающемуся в море сампану, и улыбнулся. Он начал занятие с молчаливой молитвы.
Я стал задаваться вопросом, кем он является в большей степени: коммунистом или буддистом. Каждая часть его должна была противоречить другой, однако в этом искалеченном человеке они каким-то образом гармонично сосуществовали.
— Класс, у меня для вас хорошие новости. Сегодня к нам присоединится очень хороший студент из города Пекина. Пожалуйста, поприветствуйте Тана Лона.
В классе, к которому он обращался, было шесть мальчиков и ни одной девочки. Мальчики лениво сидели, подобно свободной армии. Их одежда была испачкана рыбьей чешуей, вели они себя как утомленные рыбаки. Так же, как их отцы и братья, они пропахли рыбой, которую ловили сетями, запасали, ели и о которой мечтали. Один из них плюнул в мою сторону.