В то же время Лев Филатов, помогавший старшему в работе над книгой «Мои футбольные годы», засвидетельствовал: автор пожелал непременно показать готовую рукопись Андрею. И после замечаний младшего брата внес некоторые изменения. Правленый текст, может быть, в меньшей степени соответствовал исторической правде, но зато не был обиден для участников описываемых событий. «Насколько могу судить, — писал Филатов, — Андрей и его старший брат Николай относились друг к другу с едва ли не идеальным уважением и доверием и, вероятнее всего, именно поэтому, спокойно, твердо, во всеуслышание умели признаться в своих расхождениях, зная, что их родство незыблемо».
Льву Ивановичу было дано разглядеть и главное: «Семья Старостиных — это „Спартак“… Если бы „Спартак“ был частным предприятием, Старостины владели бы контрольным пакетом акций. Но четверым заправлять „Спартаком“ несподручно. И словно по старинному купеческому завещанию, „дело“ получил старший, Николай. Остальные, нося спартаковскую фамилию, исповедуя одну веру, отступили в сторону, уважая права старшего брата, сохранив за собой совещательный голос».
И благодаря этому посылу само спортивное общество с красно-белым флагом казалось построенным на семейных отношениях. Разумеется, внутри «Спартака» было не все гладко, и можно вспомнить еще раз, как в тридцатые годы даже далеко не рядовые члены спортивного общества писали на Старостиных компрометирующие письма. Но где в те времена было по-иному? В конце концов, Павлик Морозов тоже доносил не на кого-нибудь, а на своего отца.
Принадлежность к огромной семье постепенно распространялась не только на спортсменов, но и на болельщиков. Слово из семи букв легко объединяло даже незнакомых. И это было куда важнее, чем выигранные медали и кубки.
Но самое поразительное, что абсолютную непохожесть детища Старостиных на другие продукты советской эпохи уловили иностранные исследователи уже в XXI веке! Перу американца Роберта Эдельмана, в прошлом студента МГУ, принадлежит труд «Московский „Спартак“. История народной команды в стране рабочих», увидевший свет в 2009-м. Текст не лишен фактических погрешностей, однако основная линия очерчена отчетливо: «Спартак» был не только самой популярной командой в Советском Союзе, но и, возможно, самой популярной полуавтономной организацией в государстве. Для многих, полагал Эдельман, поддерживать этот клуб — значило в каком-то смысле высказывать свое «нет» официальному курсу. Старостины были героями, но не из тех, что создало государство.
И пусть сейчас акценты смещены, не случайно же на трибунах, мечтающих о честности и справедливости футбольного действа, время от времени появляется портрет Николая Петровича с предостережением: «Он всё видит».
СЛЕД НА СТРАНИЦАХ И ЭКРАНАХ
Русская речь начала века
Еще раз напомним слова Льва Филатова о притягательности «Спартака»: «Тем, кто затеет складывать пирамидку из доводов, объясняющих его популярность, настойчиво рекомендую не забыть о литературной деятельности Андрея и Николая Старостиных. Ни один наш чемпионского значения футбольный клуб, включая динамовские Москвы, Киева и Тбилиси, столичные армейский и автозаводский, не выдвинул из своих рядов сразу двух оригинальных литераторов…» Между тем литературные опыты Старостиных начинались не с Николая и не с Андрея, хотя не все болельщики даже из числа продвинутых об этом знают.
Как-то раз спартаковским поклонникам была предложена викторина, включавшая вопрос: «У кого из братьев раньше всех вышла книга?» На выбор предлагалось три варианта, а правильным ответом являлся такой: у Александра. Запутаться было немудрено: ведь в спартаковской энциклопедии, изданной в 2002 году, в списке литературы против самой первой книги ошибочно стоит: «Ан. Старостин».