На Камчатке офицеры (по традиции) пили не меньше, чем в Канске, но здесь их, по крайней мере, окружала совсем иная природа: холодное огромное море, высокие огромные вулканы, в том числе действующие.
Стругацкий-старший даже стихи начал писать.
Так вот отобразилась в сознании старшего лейтенанта Аркадия Стругацкого печально известная катастрофическая волна цунами 1952 года, разрушившая рыбачьи поселки на северных Курильских островах. А Сюмусю — это японское написание названия острова Шумшу.
Один из авторов этой книги (Г. Прашкевич) семь лет прожил на Дальнем Востоке — работал на Сахалине, на Курильских островах, на Камчатке. Немудрено, что, встречаясь в Москве в 70–80-х годах, он и Аркадий Натанович чаще всего вспоминали угрюмые обрубистые мысы Южной Камчатки, никогда ни на минуту не стихающий океанский накат, запорошенные пеплом снежные склоны Авачинской и Ключевской сопок, шлейфы дымных выбросов над склонами Шивелуча. Им было о чем поговорить, потому что на самом деле всё в жизни таким вот романтичным выглядит извне, а для живущих внутри всех этих экзотичных пейзажей многое сводится к быту…
Но не всё.
К счастью, не всё.
На Камчатке в 1952 году Аркадий Стругацкий сыграл вторую свою свадьбу — с уже упоминавшейся бывшей его сокурсницей Леной Ошаниной.
И это теперь — на всю жизнь.
8
В июне 1955 года Аркадий Стругацкий демобилизовался.
К тому времени он уже не подумывал, а всерьез думал о литературе.
Борис окончил матмех Ленинградского университета по специальности «звездный астроном», что вызывало сильную зависть старшего брата. «Ты ведь знаешь, — писал Аркадий Борису, — я сам хотел стать ученым — математиком, астрономом. Я очень этого хотел, но у меня не вышло — из-за войны, из-за всего прочего…»
Это всерьез было сказано.
Аркадий Стругацкий всю жизнь жалел о несбывшемся.
В феврале 1978 года, в интервью «Пионерской правде», он (не в первый раз) сказал:
«В восьмом классе я прочел совсем не лучшую и малопопулярную повесть Жюля Верна „Гектор Сервадак“. Речь в нем идет о том, как некая комета сталкивается с земным шаром и, прихватив кусочек Северной Африки с толпой французов, русских и англичан и одним полоумным астрономом, вновь уносится в космические глубины, чтобы совершить облет основных планет нашей Солнечной системы… И вот с этой нелепой и необычайно милой книги началось мое самое серьезное и последнее увлечение. Я заинтересовался астрономией. Один из героев повести, астроном, о котором я уже упоминал, приводит там последовательные данные о движении небесного тела, на которое его забросило столь противоестественным образом, и я попытался воссоздать траекторию этого движения. Задача, как вскоре выяснилось, не имела решения, но пока я ломал над нею голову, мне пришлось столкнуться с основами небесной механики, а тут как раз подвернулась прелестная, хотя и забытая ныне, популярная книга Джинса „Движение миров“, и пошло, и пошло… Я занимался математикой, сферической астрономией, строил самодельные телескопы из очковых стекол, вел наблюдения переменных звезд, мечтал научиться определять орбиту по трем наблюдениям и вообще твердо решил стать астрономом. И я бы наверняка стал астрономом, если бы не война…»