Из этого эффектного вывода можно уяснить, что критик — конечно же, сориентировавшись в метафорическом, символическом характере рассказанной в произведении истории, — вместо того, чтобы пойти по следу «маячащих» значений, словно бы обиделся на «Жука…» за то, что он исчерпывающе не иллюстрирует какую-то научно-фантастическую теорию. Видимо, он не представлял себе иных задач НФ, нежели представление таких гипотез. Вдобавок, будучи воспитанным в соцреалистическом презрении к сенсации, главной причиной столь неудовлетворительного положения вещей он считал (несомненное, впрочем) обращение к детективным мотивам.
Равно как и известные мне защитники повести: Вл. Гаков, А. Зеркалов (в предисловии к большому, сорокалистовому сборнику Стругацких в популярной серии «Мир приключений» кишиневского издательства «Лумина» — 100 000 экземпляров) и автор одного из трех на сегодня очерков, в которых предпринята попытка объять совокупность написанного братьями, М. Амусин, должны были — в соответствии с господствующим все годы в СССР мнением — вообще, a priori считать, что принадлежность литературного произведения к популярно-развлекательным жанрам (а значит, и к детективам) перечеркивает возможность обладания таким произведением большей ценности. Только этим можно объяснить тот факт, что Гаков и Зеркалов — последовательные апологеты повести, ожесточенно доказывали, что «Жук…» не имеет ничего общего с сенсационной литературой, а Амусин, в общем высоко оценивавший повесть, но и замечавший небольшие недостатки, причину их видел именно в «криминальности».
Амусин, Гаков, Зеркалов, хорошо ориентированные в концепции «фантастики как приема» и в программных декларациях авторского союза, суть проблематики видели в универсальной моральной проблеме: проблеме выбора.
[Стругацких] в первую очередь волнует не событийный план, а этический. Они по духу своего творчества — моралисты, ищущие новые пути проверки нравственных «теорем», и потому в который раз в их повести звучит лейтмотив: «Трудно быть богом, и во сто крат труднее — остаться человеком»… Легко сказать, огромная, тяжелейшая ответственность лежит на плечах Сикорски, Максима, всего человечества. Проще всего декларировать принципы нравственного совершенства на бумаге, тем же, кто должен практически действовать, на чьих плечах реальная ответственность, не до теоретико-этических упражнений. Но какую отыскать лазейку, чтобы не висело над душой страшное в своей соблазнительной простоте: «Цель оправдывает средства»? (Вл. Гаков —{{131}}.)
Кроме того, защищая Стругацких от упреков в историческом пессимизме и нигилизме, вся тройка считала представленную в «Жуке…» этическую проблему прекрасной иллюстрацией морального превосходства коммунистического общества. Да!.. И поздравляла братьев за представление примера поведения в будущем!
Но в «Жуке» горечи нет. Коллизия «один человек или весь мир» — так, как она развернута Стругацкими — выдвигает на передний план две непреходящие ценности: человеческую жизнь и цивилизацию. Не «или», а «и»! Если Экселенц совершил страшную ошибку, убив Абалкина, то лишь под влиянием огромного чувства ответственности за всю Землю. Но главное, что его оправдывает, — безрезультатные муки выбора, которые он испытывал на протяжении сорока лет, ужасающие муки страха за человечество, борьба разума и совести. И если он все-таки ждал буквально до последней секунды, то лишь потому, что единичная человеческая жизнь была для него ценностью, соизмеримой с ценностью всего человечества.
Мир повести «Жук в муравейнике» прекрасен. Не только картинами благоустроенной, щедрой и доброй Земли, возникающими то и дело между кадрами детективного действия, но еще и людьми — их доброжелательностью, совестливостью и чувством ответственности (А. Зеркалов —{{136, 8–9}}).