То, что окончательные выводы Урбана носили эстетический характер, конечно, не означало, что он не уделил достаточно много внимания пересказу и рассмотрению идеологического содержания произведений. Анализ шел по двум направлениям и чаще всего, к сожалению, без обозначения связей между одной и другой сферами. По мнению критика, братья начинали с заинтересованности технологической утопией и с размышлений над достоинствами и недостатками «романтических» и «позитивистских» жизненных позиций, оставаясь к тому же под обаянием морального прагматизма. Затем создали образ коммунистического общества, а после этого у них начался зрелый период «социально-философской фантастики», когда они занялись моральными аспектами «вмешательства» людей в естественное развитие общества, стали обличать потребительское отношение к жизни, бюрократию и т. д., пропагандировать идеи самостоятельного анализа действительности и т. п.
Работа Урбана до сих пор остается наиболее серьезной. Автор учитывал публицистику и литературно-критические работы Стругацких. Он проявил гражданскую смелость, положительно упоминая о столь «скандальных» произведениях как «Сказка о Тройке» и «Обитаемый остров». Его работа была актуальна, он рассматривал в ней и «Малыша». К сожалению, критик не избежал неточностей в деталях, особенно при рассмотрении ранних произведений братьев. Не удалось ему также — как и его предшественникам — увязать их творчество со временем. Он лишь мимоходом намекал: «Все мы помним те годы…», и таким образом отмечал отсутствующие в анализе звенья.
В этом нет ничего удивительного. Трудно говорить об исторической обусловленности явления, если из-за цензурных рогаток нельзя ничего говорить об истории. Возможность исторического анализа современной литературы появилась в России лишь в последнее время. Наверняка еще появятся статьи о творчестве Стругацких и будут они совсем не такими, как написанные много лет тому назад. Первой такой ласточкой является очерк М. Амусина «Далеко ли до будущего?».
У этого автора вообще нет сомнения в том, что на Стругацких следует смотреть прежде всего как на представителей своего поколения, творчество которых — восторженное в годы XXI съезда КПСС, борющееся в шестидесятые годы, пессимистичное и переходящее в размышления о нравственности в семидесятые годы — нужно рассматривать как отзыв на общественную ситуацию времен правления Хрущева и Брежнева или (косвенно) более ранних времен. Даже художественные особенности этой прозы: создание весьма убедительного фантастического хронотопа, наличие сенсационного мотива «тайны», многочисленные элементы «литературной игры» с читателем, — в толковании Амусина вытекают из гражданских амбиций авторов, из их настроенности на то, чтобы притянуть, заинтересовать читателя, а затем развить в нем навыки самостоятельного критического анализа действительности.
Я не буду здесь детально разбирать эту статью, а сущность представленного в нем подхода хочу показать на примере анализа «Второго нашествия марсиан». А. Шек, соцреалистический традиционалист, осуждал это произведение, так как для него оно было извращенным образом светлого грядущего. Бритиков и Урбан, соцреалисты более или менее прогрессивные, хвалят повесть, рассматривают ее как памфлет, направленный против мещанства, считают добротной реализацией одной из фантастических разновидностей. Амусин же подчеркивает, что главной мишенью в этой книге является «архаичный, дорого обходящийся обществу стиль управления, некомпетентный и недемократичный по своей сути»{{149, 155}}, а конкретно Стругацкие «обращаются к исследованию типа сознания, во многом порождаемого подобными деформациями общественных структур и механизмов», и высмеивают его с помощью героя, который попросту «убежден: в его судьбе все определяется не зависящими от него причинами, игрой внешних сил, которым приходится безропотно подчиняться»{{там же}}.
Глава I. Первая совместная книга