— Я-то собирался в Сучаве переменить свое смиренное обличие, — сказал брату отец Никодим. — Но из твоих слов выходит, что лучше мне оставаться в этом самом виде — государевы ратники, поди, смилостивятся и вооружат меня копьем, чтобы не ехать мне с пустыми руками. Больше ничего и не нужно. Видно, так уж суждено: поеду — вам на утешение, а другим на страх.
— Уж лучше другим на страх, — высказал свое мнение старшина охотников.
И действительно, в десятом часу ночи в густом мраке под дождем внезапно раздался полный страха возглас:
— Кто там? Стой! Что за чудище?
То кричал караульный, отбежавший в испуге на обочину дороги. В этом месте путь раздваивался: одна дорога шла в город, другая поворачивала к Сучавской крепости.
Монах мягко ответил на вопль караульного:
— Идут добрые люди, честной ратник. Благослови тебя всевышний.
Страж повернул обратно. Копье его склонилось.
— Кто вы такие?
— Мы из Тимиша. Едем в Сучаву. У нас дело к господарю.
— Коли вы из Тимиша, то, верно, ищете конюшего Маноле Черного.
— Именно так, честной ратник.
— В таком разе остановитесь. Сверните вправо к крепости. Вышло повеление от господаря пропустить вас в ворота в любое время, как только прибудете. Конюший Маноле Черный дожидается вас в крепости, в покоях капитана Хэрмана. Туда пожаловали и другие путники, прибывшие этой ночью.
Всадники повернули к крепости, радуясь первой удаче. Издали сквозь мглу слышно было, как перекликаются дозорные на стенах и на башнях. За поворотом они увидели смоляные факелы, горевшие под черными сводами ворот.
— Едут люди из Тимиша и святой Нямецкой обители! — крикнул могучим голосом благочестивый Никодим. Снова просыпалась в нем забытая радость всадника, чувствующего свою силу. — Государево дело! — прибавил он.
Конюший Симион держался позади, почитая себя меньшим по чину. Саблю ж свою он передал брату, чтобы тот показал ее стражам.
— Нынче же ночью надобно будет вернуться к посту и молитвам, — шепнул инок, не без удовольствия взяв в руки саблю. — Да, да, грешу я против господа моего.
Однако оружие он взял и оставил при себе.
Капитан привратной стражи прошел по подъемному мосту, рассмотрел их и впустил в крепость.
Как только всадники спешились, их окружили слуги. Сняв с них верхнее одеяние, служитель повел их в обширную палату, ярко освещенную свечами. В конце длинного стола сидел, склонившись над только что написанной в канцелярии грамотой, сухопарый мужчина с жидкой бороденкой и более короткими, чем у молдаван, подстриженными волосами. На нем была одежда из темного сукна. У пояса справа висел, чуть сдвинутый назад, короткий веницейский кинжал с серебряной рукоятью. Рядом с этим человеком сидели на скамейке и разглядывали пергамент старый конюший Маноле Черный и его сын — казначей Кристя.
Увидев новых княжьих гостей, приезжий в темном одеянии отодвинул в сторону грамоту, кинулся к монаху и облобызал его руку. Затем он сразу же очутился в объятиях Симиона. Переходя из объятий в объятия, купец Дэмиан еле приметно прихрамывал на левую ногу. Лицо его, изборожденное преждевременными морщинами, светилось тихой улыбкой. Молча постояв между своими братьями, он перешел к старшине, подыскивавшему себе место рядом с конюшим Маноле. Старики молча взглянули друг на друга: оба полагали, что слова в этот час совершенно излишни.
Купец Дэмиан прижался лбом к плечу старого Кэлимана. Затем, прихрамывая, вернулся на свое место за столом и придвинул к себе грамоту.
Симион и Никоарэ тоже уселись, готовые принять участие в военном совете.
— Погоди немного, Дэмиан, — проговорил со своей обычной угрюмостью старый конюший. — Хочу поведать прежде нашему сыну Симиону и другому сыну — отцу Никодиму, а также честному старшине Кэлиману, что государь принял нас тотчас же по прибытии нашем в крепость и милостиво выслушал. «Сожалею, конюший, — сказал мне государь, — что беда подстерегает молодого воина, на которого я возлагал крепкую надежду».
Преклонил я колени перед господарем и просил дозволения ехать искать своего ребенка.
«Встань, честной конюший Маноле, — проговорил князь, — и садись против нас как друг и старший брат. Некогда ты делил со мной опасности. Теперь полагается ответить мне тем же. Ты получишь грамоту, которую можешь предъявить любым нашим служителям. Если отрок перешел рубеж и тебе нужны воины, получишь воинов. А когда настигнешь его, приведи ко мне, я его тоже побраню. — После этот господарь улыбнулся и похлопал меня по плечу. — И знай, конюший Маноле, что мне по душе поступок мальчонки».