А в окрестностях стольного города Сучавы жнивья и луга побурели. Крестьяне пасли скот на лесных опушках, ближе к Серету, а то и за Молдовой-рекой. В пчелиных ульях меду накопилось мало. Летом не было отводных роев, и пасечникам так и не удалось во второй раз подрезать соты в неотроившихся семьях, которые они называли «бугаями». Мало добыли и овечьего сыра, — овцы и пчелы всегда заодно. Воды в колодцах тоже убавилось.
Старики говорили, что то — небесное знамение, какое было и в 6963 году от сотворении мира, когда проклятый Мехмет-султан сокрушил Царьградскую твердыню. И в том году засуха тянулась всю осень, до конца ноября месяца. И афонские иноки рассказывали, что река Вардар в Македонии в день седьмого ноября ушла в землю, обнажив сухое дно. Только после падения Царьграда и гибели царя Константина начались ливни, и воды Вардара потекли в своем прежнем русле. Так и теперь. Со стен княжеской крепости видно вдали, за прибрежными рощами обмелевшее, похожее на узкий серебряный пояс, русло Серета. И днем и ночью то и дело налетает горячее дыхание ветра. В третью стражу ночи, в час, когда выходят духи и все живое застывает под мерцающими звездами, воздух так прозрачен, что слышно, как поет петух в немыслимой дали — не иначе, как на том свете. Под утро, едва забрезжит заря, на востоке проступает кровавая полоса, и лишь затем в ясном небе показывается солнце. Дозорный на башне, обращенной к городу, внимательно оглядывает знамя, поднятое над княжеским дворцом. Легкий утренний ветерок не в силах шевельнуть его. На голубом атласном стяге вышит золотом герб Молдовы — голова зубра и пятиконечная звезда; прислали его господарю в подарок от царевны Марии Комнен двое именитых греческих бояр из Мангупской крепости. Посланцы, дородные бояре с окладистыми бородами, приплыли морем из Кафы в Белгород на генуэзской каравелле. Из Белгорода они ехали в сопровождении молдавских конников пыркэлаба Луки. Везли они и прочие дары, и прежде всего постав фряжского сукна для подвенечной одежды господаря, а также добрую весть о том, что царевна Мария в скором времени прибудет в Молдову. К середине сентября месяца ее светлость постарается быть в Сучаве. Господарю сосватали невесту из царственного рода византийских самодержцев.
— Вот тогда то и польют дожди. Помяните мое слово! — заверял благочестивый отец Тимофтей, сербский наставник княжича Алексэндрела. Вернее, бывший наставник, ибо теперь сын господаря уже вышел из-под его руки.
— Возможно, — ответил его милость Петру Хэрман, капитан ратников, охранявших крепость. — Ежели о том вещает засуха, то тут нет никакого чуда. После засухи непременно бывают дожди, а после долгого вдовства князя должна последовать радость, о коей возвестили мангупские посланцы.
Словоохотливые приятели сидели на просторной галерее капитанского жилья. Уютное это местечко как нельзя лучше подходило для занятия, которому они предавались. В описываемый день особое красноречие проявлял смиренный отец Тимофтей, о котором безумный Стратоник и сочинил в насмешку вирши, вызвавшие благосклонную улыбку самого господаря:
— Так не будем лениться в ожидании часа, когда разверзятся хляби небесные и настанет день княжеской свадьбы, — подстегнул монаха капитан Петру.
— Разумное слово, — поспешно согласился отец Тимофтей. — В палящий зной приятна тень под сводами. Хороши порядки при дворе господаря, хорошо живется и молдавской стороне. Как только солнечные часы покажут одиннадцать, медельничер на кухне ударяет половником в медное ведро. Отроки широко раскрывают двери и зовут господаря в малую палату на обед. Сегодня приглашены именитые бояре. Не забыт также преосвященный владыка Феоктист, дабы он благословил яства. Уже доносится запах жареной баранины, и я знаю, что заодно с кувшином вина твой албанец не забудет прихватить положенную капитану долю.
— Не забудет.
— А я, смиренный, — продолжал отец Тимофтей, — питая одинаковую слабость и к жареной баранине, и к котнарскому вину, становлюсь столь речистым, что сам отец Амфилохие подивился бы, слушая меня. Правда, затем, при мысли о своем чревоугодии, я впадаю в великую печаль. И молю у преподобного прошения за тяжкий грех, и ищу искупления в земных поклонах. И все же без греховной радости объедения не быть и духовного блаженства искупления.