Все эти смутные образы пронеслись в воображении Стратоника только потому, что он услышал кваканье лягушек в камышах засохшего пруда и увидел сороку на колодезном журавле.
Нямецкий инок имел обыкновение делать привал у этой криницы, на полпути к городу. Неодолимая жажда охватывала его, стоило ему завидеть пустую бадью на каменной закраине колодца. И так как по его иноческому обету пить воду ему не возбранялось, он тут же опускал бадью и вынимал ее полной до краев. Круглая гладь воды была подобна огромному зрачку.
На этот раз сорока насмешливо проверещала:
— Карагац!
— Хочу утолить жажду, — ответил ей Стратоник, поворачивая к ней голову и глядя на нее одним глазом.
— Карагац!
— Ага! — догадался монах. — Опять чужак прячется на опушке дубравы?
— Опять, — подтвердила птица. — Гляди в оба и дай орешек.
— А хотя бы и два, — ответил смеясь Стратоник.
Сунув руку под рясу из темно-серого домотканого сукна, он покопался в мешочке, висевшем на правом боку, и достал два ореха. Разгрыз их зубами и положил в десяти шагах на гладкий камень. Только он отошел к колодцу, сорока захлопала крыльями и спустилась есть орехи. Стратоник достал холодной воды из колодца. Осенив себя крестным знамением, наклонился над бадьей и стал жадно пить. Затем выпрямился, шумно отдуваясь.
— Хороши орешки? — ухмыляясь, спросил он птицу.
— Карагац! А вода вкусна?
— Как же не быть ей вкусной, когда это божье вино?
Сорока схватила клювом орех и отлетела подальше.
Стратоник понял, что человек, скрывавшийся на краю дубравы, приближается. Обернувшись, он узнал его, ибо видел уже однажды. Человек весело смеялся.
— А разве настоящее вино не от бога, святой отец?
— Верно, сын мой. Все от бога. Но мне, грешному иноку, дозволено пить одну лишь воду.
— Ты что, с этой птицей толковал? Понимаешь, что она говорит?
— Конечно, понимаю.
— Может, она говорила, что у меня потемнело в глазах от голода?
— Это видно по лицу твоему, честной христианин. От долгого ожидания оголодал ты и еще пуще мучим жаждой. Посоветовал бы я тебе утолить жажду водой, но по носу видать, что ты привержен к вину, а воду не выносишь.
Человек рассмеялся и подошел к колодцу. На нем были сапоги из красной кожи, суконная одежда и смушковая кушма; за поясом был заткнут кинжал, как положено служителям богатых вельмож. Он был очень хорошо одет, и стало сразу ясно, что господин его человек гордый и заносчивый. Судя по возрасту служителя, хозяин его был тоже молод. Плотный, румяный, он, по всей видимости, не прочь был от безделья позубоскалить.
— Господин твой бражничает со своими приятелями, — сказал монах.
— Возможно. Только если его милость насыщается, то и мне не след голодать. Опять летит сорока за орехом. Ты всегда с ней так беседуешь?
— Всегда. А откуда тебе это ведомо? — удивился Стратоник.
— Ничего мне неведомо. Просто я видел, когда ты здесь проходил.
— Именно здесь?
— Да.
— Удивительное дело. Я тут редко прохожу. Я грешный инок и служу своему владыке.
— Тому девять дней в воскресенье разве ты не видел меня тут?
— Не видел, — невинно ответил Стратоник.
— А я был здесь и видел тебя, божий человек, и тогда ты тоже вот так стоял и толковал с птицами.
— Бедный я, убогий, — вздохнул монах, смыкая на мгновенье веки. — Люди смеются надо мной, худоумным, вот так же, как ты сейчас смеешься. Но я уже говорил тебе, что все от господа. Вот я и принимаю покорно ниспосланную мне долю. И ты принимай меня таким, каков я есть. Так же, как я разгрыз зубами этот орех и отдал его сороке…
— Карагац!
— Так же дарю и иным людям исцеление от хвори. Если ты не знал до сих пор, так узнай, что полоумный Стратоник умеет писать слова от лихоманки и находит целительные коренья от колотья в боку и от кашля. Умеет он еще лечить раны от стрел и копий.
— Слышал я об этом, божий человек, — ответил служитель и, подбоченясь, смерил монаха долгим взглядом. — Удивления достойно, как ухитрился господь вложить такую силу в столь хилую плоть.
— Никакой у меня силы нет, брат мой.
— Говорят, юродивые не лишены хитрости.
— Честной брат, никакой хитрости во мне нет. И добротой не отличаюсь, ибо один я, как перст. Не бражничаю, ибо не могу пить. Не забияка, — напротив, — все бьют меня. Долгов не имею, ибо никто не дает мне в долг.