- Империя наконец пала! — рассмеялась Бугримова. — Раб стал свободным! Долг платежом красен!
С этого дня в углу вольера сидел уже Нерон, с тоской наблюдая, как Адам выискивает лучшие куски и пожирает их. Сопя от жадности, Адам искоса поглядывал на своего несчастного товарища и изредка предостерегающе порыкивал.
- Мать честная! — восклицал Игнатов. — Ты глянь, Миколавна, как Адам-то на Нерона крысится! Эт-та ж не Адам стал, а чистый батька Махно!..
Когда Бугримова приступала к репетициям с Адамом, Нерон всегда присутствовал на них, радуясь успехам своего друга.
Спали «братья» по-прежнему вместе во львятнике. Однако характер Адама становился всё круче, и Нерона отсадили от львёнка, переселили в гардеробную Бугримовой.
Нельзя было сказать, чтобы он очень скучал без Адама. С людьми находиться собаке куда приятнее. А вот Адам по-настоящему тосковал. Первое время дрессировщица приводила Нерона в клетку поиграть с «братцем», затем свидания стали всё реже и реже…
В дальнейшем, когда у дрессировщицы появлялся новый львёнок, она обязательно приводила к нему Нерона, снова поселяла его во львятнике. Знакомство происходило очень быстро: одинокий малыш был рад компании и с нежностью привязывался к собаке.
И пока львёнок подрастал, Нерон честно служил няней. И до сегодняшнего дня (а сейчас Нерон уже очень-очень старый) ему по-прежнему подкидывают на воспитание всё новых и новых львят.
Нерон за свой век выходил множество малышей. После Адама его воспитанниками стали Прометей и Гриф.
Гриф рос свирепым, коварным, доверять ему было нельзя. Часто, улучив момент, он бросался на дрессировщицу. Но это Грифу прощалось — артист был талантлив. Прометей выступал с Бугримовой четырнадцать лет. Он заменил погибшего Цезаря и стал премьером. Но за все эти годы лев ни разу не подпустил к себе дрессировщицу на близкое расстояние, не дал ей ни прикоснуться к себе, ни приласкать, ни погладить. Он рычал, убегал, злился.
И всё же эта непримиримость не мешала Прометею хорошо репетировать. Лев подчинялся всем приказаниям и легко работал на арене, всегда полный внутренней дисциплины. Но всё выполнялось на расстоянии — посыл на тумбу, прыжок в кольцо, переход по жерди.
«Я исполню всё, что пожелаешь, только не подходи!» — таков был девиз Прометея.
Даже мяса ни разу не взял Прометей из рук дрессировщицы — только с палочки!
Трюк «мясо изо рта» выполнять не пожелал, счёл за унижение. «Ковёр из львов» — тоже. Лев был необыкновенно гордым. Он украшал группу.
И лишь на четырнадцатом году жизни Прометей подпустил к себе Бугримову. Это было в Польше…
В Польше цирк на колёсах, через каждые два-три дня новый город. Города, города, города… Живёшь в вагончике с двумя койками, умывальничком, вентилятором, настольной лампой; обедать ходишь в вагончик-столовую, если дома готовить не любишь; мыться — в вагончик-душ; постирать тебе хочется — пожалуйста, к твоим услугам вагончик-прачечная, — словом, для любой нужды есть свой вагончик… И, естественно, львы тоже жили в зарешеченных вагончиках. Целый цирковой город на колёсах!
Если переезд небольшой, то прицепят к трактору-тягачу один аккуратный, будто игрушечный вагончик, за ним — второй, третий, четвёртый… И вот катит себе такой пёстрый поезд цирка «АСС», или «ВАРШАВА», или «АРЕНА» по живописным польским шоссе, мимо садов, полей, каменных домиков, крытых красной черепицей…
Приедешь, к примеру, в Лигницы, Гливицы или в Лодзь, и буквально за несколько часов вырастет на площади города, а чаще всего на его зелёной окраине, цирк на две с половиной тысячи мест, с полосатой сине-красной брезентовой крышей…
Кто же устоит! У кассы-вагончика длиннющая «колейка» — очередь. Все нарядные, весёлые, говорливые. Кругом дети, дети, дети… Звонко звучат их голоса!
А если переезд велик, тот же трактор-тягач ввозит вагончики на железнодорожные открытые платформы. Загудит паровоз, тронется состав…
Мчится поезд, набирая скорость, глазеют львы сквозь решётку на плывущие мимо леса, поля, города, реки. Рычат звери, зевают, скалят пасти, а чаще всего спят под мерный перестук колёс: привыкли уже к таким переездам, ничем их не удивишь! Неплохо им в Польше, совсем неплохо! Даже речь людей похожа на российскую…
Очень любят в Польше советский цирк. Масса народу приходит за кулисы, знакомятся с русскими артистами, просят автографы, а то и так просто заходят: «поразмовять» — поговорить…
Однажды к Бугримовой в вагончик постучалась старушка. Ирина Николаевна очень радушно её приняла; давно не была старушка в России, а ведь родилась там.
- Вам с билетом помочь не нужно?
- Что вы, дорогая Ирина Николаевна, давно запаслась, как только узнала, что советский цирк к нам, в Чен-стохово, едет… Седьмой ряд, четвёртое место, левый сектор… Спасибо… Я просто так зашла. Русская ведь. Скучаю по родине. Поговорить хочется… Как там Москва? В Спас-Клепиках никогда не бывали?
- Отчего же? Даже в село Константинове ездила, в котором Сергей Есенин родился…
- Господи! Так Есенины же мои земляки, друзья… Я тоже из Константинова… Помните, как у Есенина:
Утром в ржаном закуте,
Где златятся рогожи в ряд,
Семерых ощенила сука,
Рыжих семерых щенят…
Бугримова продолжила:
До вечера она их ласкала,
Причёсывая языком,
И струился снежок подталый
Под тёплым её животом…
- Ирина Николаевна, дорогая моя… — Старушка не могла закончить, из её глаз заструились слёзы.
- Что вы так разволновались, ну успокойтесь, не нервничайте… Идёмте, я вам лучше своих питомцев покажу…
- С удовольствием, спасибо, отвлекусь немного… Сколько воспоминаний-то нахлынуло…
Львы понравились старушке. Она охала и восторгалась.
- После представления зайду к вам, если можно…
- Конечно, конечно, жду вас, кофейком побалуемся… Бугримова вышла на манеж. Сквозь прутья клетки она сразу же заметила в седьмом ряду слева старушку из Константинова. Они встретились глазами. Старушка заулыбалась, закивала, подняла немного руку, помахала ей. Ирина Николаевна лёгким поклоном ответила на приветствие.
Грянул фанфарный марш, в клетку выскочил Прометей, за ним девять остальных львов.
Дрессировщица выступала с небывалым подъёмом. Хищникам передался её азарт. Они вели себя великолепно, старались угодить своей повелительнице во всём.
После «КОВРА ИЗ ЛЬВОВ» львы расселись по тумбам. И вдруг протяжно, с какой-то безысходной тоской в голосе, заревел Прометей.
«Что это с ним?..»
Следом за Прометеем, столь же жалобно и надрывно, взревел Гриф. За Грифом — Паша с братьями, затем остальные. Львиный рёв перелился в душераздирающий, неистовый вой. Никогда ещё, за всю практику работы с хищниками, Бугримовой и слышать подобного не приходилось.
Львы выли, будто стая голодных волков в лунную морозную ночь, душу выворачивали наизнанку. В зрительном зале поднялось волнение. Люди о чём-то переговаривались, поднимались с мест.
«Что случилось?»
Львы глядели в сторону левого сектора. И все зрители повернули туда головы. Бугримова не поверила своим глазам…
В седьмом ряду, на четвёртом месте сидела мёртвая старушка из Константинова…
Поначалу её соседи и не заметили ничего, думали — просто вздремнула бабушка. Первым почувствовал смерть Прометей и своим панихидным рёвом дал знать об этом остальным львам.
Прометей начал худеть. Аппетит же его увеличивался с каждым днём.
- Давайте ему столько мяса, сколько он съест, — сказала Бугримова. — Раз животное просит, значит, ему надо. Не экономьте, забудьте о нормах, о рационах!
И всё равно Прометей сох с каждым днём. Он настолько ослаб, что его даже перестали брать на работу. Льву было холодно. Он поочерёдно дышал на подушечки лап, поджимал их под себя, а ещё чаще, свернувшись в комок, пытался одновременно отогреть все четыре лапы, засунув их в густую гриву.