Мы оказались на позициях иракцев. Все, кто мог бежать, убежали. Прямо перед нами пылал ярким костром грузовик. Далеко слева дымилась сожженная БМП. Повсюду валялись тела. Человек пятнадцать убитых, гораздо больше раненых. Не обращая на них внимание, мы двинулись дальше. Я испытывал огромное облегчение от того, что бой завершился, но все еще не мог полностью избавиться от страха. Это было только начало. Тот, кто говорит, что ничего не боится, или лжец, или умственно неполноценный.
— Это же просто неслыханно, твою мать! — крикнул Динджер.
В воздухе пахло соляркой и дымом, и бифштексом — обгорелыми телами. Один иракец вывалился из кабины грузовика, у него было обуглено лицо. На земле корчились раненые. Я узнал работу «двести третьих» по большому количеству страшных ран на ногах. При взрыве гранаты во все стороны разлетаются острые стальные осколки.
Мы сейчас думали только о том, чтобы поскорее уйти отсюда. Мы не знали, что может принести следующая волна. Когда мы повернули назад за рюкзаками, позади взметнулись фонтанчики земли. Уцелевшая БМП, отъехавшая метров на восемьсот и окруженная иракцами, продолжала вести по нам огонь, но совершенно безрезультатный. Мешкать было нельзя.
ГЛАВА 7
Ночь станет нашей защитой, и стемнеет уже скоро. Удравшая БМП снова двигалась вперед. Пехотинцы следовали за ней, паля, как одержимые.
Мы взвалили рюкзаки на плечи. Отходить на юг не имело смысла, так как в этом случае иракцы бы догадались, что нам нужно именно в эту сторону. Наша цель заключалась в том, чтобы как можно дальше оторваться от преследователей. Идти мы могли только на запад, что означало риск оказаться в зоне поражения зенитных орудий.
Теперь мы двигались не так, как ходят в разведывательном дозоре. Мы шли так быстро, как только было физически возможно с тяжелыми рюкзаками за спиной, стараясь побыстрее удалиться от места боя. Этот маневр пехоты с незапамятных времен известен как «уносить ноги к такой-то матери».
На востоке показались два грузовика с солдатами. Поднявшись на гребень, они нас заметили и затормозили. Солдаты высыпали из кузова и открыли огонь. Их было человек сорок, то есть огонь на нас обрушился мощный.
Затем иракцы стали приближаться. Повернув на восток, мы выпустили в них несколько патронов, а затем стали отступать на запад, не переставая стрелять. Огонь и маневр, огонь и маневр, но только на этот раз мы отходили назад: двое разворачивались и бежали, затем снова разворачивались и прикрывали огнем двоих других.
Мы неуклонно поднимались вверх. Поднявшись на гребень, мы оказались в поле действия зенитных орудий северо-западной батареи. Они начали стрелять. Каждый выстрел сопровождался низким, раскатистым, басистым звуком. 57-мм снаряды с воем проносились мимо нас, все до одного трассирующие. Падая, они взрывались с оглушительным грохотом, обдавая нас комьями земли.
Мы с Крисом вместе поднялись и побежали назад. Он был метрах в двух-трех справа от меня, когда я вдруг услышал что-то вроде очень громкого шлепка. Обернувшись, я успел увидеть, как Крис падает. В него попал зенитный снаряд. Я подбежал к нему, готовый вколоть дозу морфия в то, что от него осталось, — если он не был убит наповал.
Крис корчился на земле, и на мгновение мне показалось, что это предсмертные судороги. Однако на самом деле он был жив-здоров и просто возился с лямками рюкзака. Освободившись, Крис, пошатываясь, поднялся на ноги.
— Твою мать! — выругался он. Из его рюкзака, пробитого снарядом, шел дым.
Мы пробежали несколько шагов, и вдруг Крис остановился.
— Я кое-что забыл.
Вернувшись к растерзанному рюкзаку, он принялся лихорадочно в нем рыться. Наконец Крис прибежал назад, торжествующе сжимая в руке серебряную фляжку.
— Рождественский подарок от жены, — сияя, объяснил он. — Оставлять его нельзя, она бы меня прибила.
Остальные ребята тоже стали шарить в своих рюкзаках. Мне хотелось надеяться, что Быстроногий не забудет захватить из своего рацию.
БМП ползла на нас очень агрессивно, выпуская длинные прицельные очереди из пулемета. К охоте присоединились два «Лендкрузера», набитых солдатами.
Остановившись, мы сделали несколько выстрелов из подствольных гранатометов. Машины резко затормозили, и 40-мм гранаты разорвались перед ними. Из них высыпали иракцы, неистово паля в нас.
Марка и Динджера огонь «С-60» прижал к земле. Им пришлось бросить гранаты с белым фосфором, и вокруг тотчас же поднялись клубы грязно-белого дыма. Вся беда отдельной дымовой завесы заключается в том, что она немедленно привлекает шквал неприятельского огня, но тут уж ничего нельзя было поделать. Иракцы понимали, что ребята прикрывают свой отход, и разряжали магазины, стреляя в дымовое облако. Пара выстрелов из «двухсот третьих» по скоплению иракцев вынудила их ослабить огонь. Марк и Динджер вскочили и побежали.
— Господи, как же здесь хорошо, ты не согласен? — бросил Динджер, пробегая мимо меня.
Мы отходили все дальше и дальше. Начинало темнеть, и с наступлением сумерек нам наконец удалось оторваться от неприятеля. Однако мы здорово рассыпались по полю, и возникла опасность в темноте потерять друг друга. На бегу мы осматривались вокруг, подыскивая подходящее место для сбора. Решение в данном случае мог принять любой боец группы.
Внезапно впереди и справа от меня послышались громкие крики:
— Сбор, сбор, сбор!
Кто бы это ни был, он нашел укрытие, где мы сможем собраться и перевести дух. Эта новость была очень хорошей, потому что мы до сих пор оставались разрозненными и каждому приходилось действовать за себя. Место сбора — это почти то же самое, что ТВЧС, но только оно выбирается по ходу, а не заранее. Его главное назначение — как можно быстрее собрать всех вместе, чтобы можно было двигаться дальше. Если кто-нибудь из ребят не появится, нужно будет убедиться в том, что он убит, если это не произошло раньше. В противном случае мы должны будем вернуться назад и найти «отсутствующего».
Подбежав, я обнаружил Криса и Боба сидящими в глубокой яме. Я тотчас же вставил новый магазин и приготовился стрелять. Мы втроем заняли круговую оборону, прикрывая все 360 градусов, и стали ждать остальных.
Я считал по головам ребят, прыгавших к нам в яму и бравших оружие на изготовку. Прошло минут пять-шесть, прежде чем появился последний. Если бы мы так и не дождались кого-нибудь, я должен был бы спросить: «Кто видел его последним? Где вы его видели? Он просто упал или был убит?» Если бы никто не смог сказать наверняка, что отсутствующий убит, мы должны были вернуться назад и попытаться его найти.
Лучи прожекторов гусеничных машин лихорадочно чертили по земле метрах в трехстах перед нами. Время от времени вдалеке раздавалась очередь и слышались громкие крики. Наверное, иракцы палили по скалам и друг в друга. Среди них царило полное смятение, что устраивало нас как нельзя лучше.
Мы ввосьмером устроились на тесном пятачке площадью пара квадратных метров. Ребята быстро разбирали вещи, снимали свитеры и запихивали их в подсумки или за пазуху. Никому не нужно было объяснять, что ждет нас впереди. Все понимали, что мы или вернемся к месту высадки, где нас должен будет ждать вертолет, или пойдем до границы с Сирией. И в том, и в другом случае потопать нам придется изрядно.
— Рацию захватил? — спросил я Быстроногого.
— Никак не смог, — ответил тот. — Огонь был просто шквальным. Впрочем, по-моему, от рации все равно ничего не осталось, потому что мой рюкзак был продырявлен словно решето.
Я понимал, что Быстроногий обязательно захватил бы рацию, если бы смог. С другой стороны, теперь это не имело особого значения. У нас на всех было четыре ТМ, с помощью которых мы могли в течение пятнадцати секунд связаться с АВАКСами.