«Ну и ладно! Сама совсем разберусь», - Лара швырнула бесполезный мобильник в сумку и вздохнула. Раньше она откалывала только мелкие шалости, бытовые и карьерные шуточки. От других ведьм, конечно, слышала, что приходится сражаться с некромантами, взбесившимися духами-призраками, но думала, что это просто хвастливые россказни. А теперь вдруг ощутила гнилостное дыхание настоящего зла. Одно дело тихоню Женьку иголками пугать, другое дело - с опытным колдуном силами на смерть мериться.
«А ведь Клавдия Артёмовна меня нарочно одну сюда заманила».
Пока Ленка мылась в душе, Лара обшарила кухню. Странно, но здесь всё осталось таким же, как и в детстве. Только пахло сыростью, а раньше пахло сушеной травой и чесноком. Она вспоминала, как выносила из маленькой кухни блюда с едой, расставляла на столе под виноградным навесом, и вся семья садилась обедать на воздухе. Ленка тогда ещё не родилась, мать была только беременна ею. От неё пахло парным молоком, хотелось прижаться к ней и вдыхать тёплый аромат.
Пронзило холодом.
Лара чуть не выронила баночку с толчёными травами, которую только что нашла.
В воспоминаниях что-то царапнуло, чужое, тёмное, плывшее, как туман, стелившееся по земле, огибавшее низкие цветы.
Баночку с порошком Лара опустила на стол. Руки дрожали, пальцы скрючились. И вспышка - образ. Чёрный. Холодный. Пробирающие до дрожи прикосновения. И кислый запах молока.
Дрожь прошла. Сбившееся дыхание выровнялось.
Лара подсыпала порошок в вечерний чай сестры. Ленка вернулась из душа и, увидев чашку, сразу же схватила и стала пить большими глотками, пока на дне не осталась лишь гуща чаинок. Нахмурилась.
- Лара, что это?
- Извини, Ленка, ты не оставила мне выбора. Я должна быть уверена, что ты никуда не уйдёшь сегодня.
Лицо Ленки перекосилось от гнева. Она вскинула руку, но вяло, лениво. Ослабла и осела на пол. Искажённые черты лица разгладились. Лара подхватила сестру под мышками и поволокла на кровать. Стянула с неё шлёпанцы, прикрыла одеялом, подоткнула по краям.
- Ничего-ничего. Я вспомнила. Я поняла, почему та ведьма выбрала тебя. Ничего-ничего. Я с ней разберусь, - Лара нагнулась и поцеловала сестру в лоб, как делала всегда в детстве, пока не выросла и не уехала.
Накинула куртку - холодало к ночи - и отправилась к Василисе Романовне.
Та не спала, сидела на крыльце в свете фонаря, вокруг которого роились мошки и маленькие белые мотыльки, похожие на крупные капли молока. Лара без спросу толкнула калитку и по дорожке, цепляясь за склонившиеся на ночь цветы и травы, подошла к ведьме. В ночи лицо старухи, с буграми-морщинами и глубокими ущельями-трещинами, напоминало древнюю пустыню.
- Я вас помню, - сказала Лара.
Василиса Романовна криво усмехнулась. Она откинулась на спину, чуть задрала голову. На темнеющем небе звёзды раскрывались точно бутоны. Когда совсем стемнело до черноты, чернее угольной, и остался только тёплый свет фонаря да звёзды, тогда Василиса Романовна улыбнулась. Улыбка странно изменила её лицо.
Лара помнила. Помнила, что, когда мать была беременна Ленкой, к ней приходила знахарка. Поила травами, водила куда-то ночью, шептала на ухо. Василиса Романовна тогда была моложе, красивее, и Лара её не сразу узнала. Маленькой Ларе она казалась спящей красавицей, которая на рассвете выходила из леса. Всегда босая, с распущенными длинными волосами, озарённая солнцем. А сейчас... И всё же это была она, деревенская знахарка, которая тихонько подобралась к приехавшей на лето женщине, как-то втёрлась в доверие, понарассказывала всякого... Образумить мать было некому. Ларе было только десять лет, она ничего не понимала и всё бегала с сачком за бабочками.
Мать умерла при родах. Лара сидела на скамье в больнице, ждала, когда о ней вспомнят. Врачи были заняты работой, отец - горем. Тогда к маленькой Ларе подошла другая красивая женщина, Клавдия Артёмовна, и сказала:
«Хочешь, я научу тебя быть ведьмой?»
«Хочу».
Вскоре Лара забыла и Василису Романовну, и маму. Когда не помнишь совсем ничего, то прошлое не может сделать тебе больно.
Лара смотрела на Василису Романовну, не понимая, почему не узнала её сразу.
«Как же она так неузнаваемо состарилась? Будто все дела на лице отразились».
Василиса Романовна молча смотрела, как звёзды, точно льдинки, плывут в небесном море.
«А ведь меня-то Клавдия Артёмовна просто пожалела! - усмехнулась Лара. - Она просто заглаживала вину другой ведьмы. Подчищала за старой знакомой... Что-то вроде ведьминского кодекса чести. Всё должно находиться в гармонии».
Гармония... Лара смутно помнила, что когда-то, когда они с Клавдией Артёмовной дружили, та очень любила это слово. И было ещё одно тайное, непонятное воспоминание, которое Лара не могла вспомнить. Она раскрывала разум, точно мешок пшена, опускала в него руки, перебирала зерно, искала, искала, иногда почти чувствовала, но тотчас же зерно просеивалось...