В десятом классе Рей начал писать сценарии.
Пару своих рукописей он даже умудрился подсунуть актерам Барнсу и Алену, жившим неподалеку.
Они сдержанно похвалили Рея, но явно — из вежливости.
«Когда, оглядываясь назад, — вспоминал Брэдбери, — я вижу себя раскатывающим на улицах Лос-Анджелеса на роликовых коньках, с альбомом для автографов под мышкой и с дешевой фотокамерой на шее, ну кто бы тогда мог сказать, что когда-нибудь эта деревенщина напишет что-нибудь путное…»
Светом в окне оставалась для Рея тетя Нева.
Даже на самые откровенные вопросы она отвечала так же откровенно.
Пожалуй, это именно тетя Нева впервые объяснила Рею, почему его рассказы и стихи, которые он пишет в таких количествах, никому не интересны.
«Ты стараешься, — говорила она ему. — Ну, конечно, Рей, ты очень стараешься! Только что с того? Старания в таких делах — мало. Старание — вовсе не главное. В твоих сочинениях — нет тебя! Понимаешь? Нет твоего дыхания, твоих слов, твоего личного отношения к событиям. В них есть только те писатели и поэты, которых ты уже прочитал и которых непрерывно читаешь!»
Это расстраивало Рея.
Во снах его стал преследовать огромный разъяренный бульдог.
Вполне возможно, что именно этот бульдог появился в виде огромного Механического пса в знаменитой повести «451° по Фаренгейту».
«Легкий шелест. Как будто слетел с ветки сухой осенний лист.
Монтэг обернулся и увидел Механического пса. Он успел уже пробежать через лужайку, двигаясь так легко и бесшумно, словно подгоняемое ветром плотное облачко черно-серого дыма… Потом Механический пес сделал прыжок — взвился в воздухе фута на три выше головы Монтэга, растопырив паучьи лапы, сверкая единственным своим зубом — прокаиновой иглой… Монтэг встретил его струей пламени, чудесным огненным цветком, — вокруг металлического тела зверя сразу завились желтые, синие и оранжевые лепестки, одевая его в новую пеструю оболочку… Пес обрушился на Монтэга, отбросил его вместе с огнеметом футов на десять в сторону, к подножию дерева… Монтэг почувствовал на мгновение, как пес барахтается, хватает его за ногу, вонзает иглу, — и тотчас же пламя подбросило собаку в воздух, вывернуло металлические кости из суставов, распороло ей брюхо, и нутро брызнуло во все стороны красным огнем, как лопнувшая ракета…»
В сущности, и убийство Механического пса (как и желание Дуга убить школьного обидчика) было лишь запоздалым мщением.
В августе 1936 года случилось чудо.
В газете «Waukegan News San» появилось стихотворение юного Рея Брэдбери «Памяти Вилла Роджерса». Этот знаменитый ковбой родился на Индейской территории (штат Оклахома) и со временем попал в Книгу рекордов Гиннесса как человек, который умел одновременно набрасывать сразу три лассо — на всадника, на шею и на ноги скачущей лошади.
Только такой герой и мог обратить на себя внимание Рея.
Побеждая стеснительность (вполне удачно), Рей занимался в школьном драмкружке.
На одном из многочисленных конкурсов он был даже отмечен за сценарий для радио.
Сверстники Рея давно водили машины, успешно занимались спортом, назначали свидания настоящим девушкам, а длинный наивный Рей, как маленький, катался на роликовых коньках у ворот Голливуда.
А дома — писал.
Писал все, что мог, что умел.
Стихи, обзоры фильмов для школьной газеты, короткие статьи, посвященные радиопрограммам Джека Бонни, своего знаменитого земляка, писал сказки, рассказы, всяческие заметки — и это его упорство принесло свои плоды: в 1937 году в лос-анджелесской «Антологии студенческих стихов» появилось стихотворение Рея Брэдбери «Голос Смерти»…
В 16 лет Рей и его приятель Эдди Баррера решили, что им пришла пора стать, наконец, настоящими мужчинами. Поцелуи с кузиной только разожгли в Рее не совсем еще понятные чувства, а намеки более опытных сверстников нагоняли еще больше туману.
Как истинные американцы, Рей и Эдди хотели точно знать, что же это такое — секс!
Для проведения эксперимента они скопили два доллара. Прыщавые, длинные, стеснительные мальчики мучительно долго слонялись по улицам, не решаясь ступить на территорию загадочного дома с красными фонарями.
По крайней мере, так об этом рассказывал впоследствии всезнающий Сэм Уэллер в своих замечательных «Хрониках».
В заветном домике друзей разлучили.
Эдди увели в спальню, а Рей вдруг оказался в ванной наедине с рыжей девушкой, опытной, конечно, но вовсе не в его вкусе. Однако доллар-то был уже отдан… Да и все удовольствие, к великому огорчению Рея, длилось каких-то там две-три минуты, не больше.
Да что же это такое?! Во множестве книг так чудесно расписывалось загадочное и прекрасное волшебство секса, а тут…
За целый-то доллар!
Средств для дальнейшей учебы не было.
Утешая себя, Рей развивал перед приятелями теорию, из которой следовало, что университеты, в общем-то, мало что дают уверенному в себе человеку. Настоящим образованием следует заниматься самому. Почти каждый день он проводил несколько часов в публичной библиотеке и к двадцати годам прочитал все самые значительные пьесы, повести и романы. В 1971 году он даже издал эссе с говорящим названием «Как вместо колледжа я закончил библиотеки, или Мысли подростка, побывавшего на Луне в 1932 году».
Изысканность и необычность литературного стиля Рея Брэдбери уходят корнями в невероятное количество прочитанных им книг.
Он любил вспоминать о книгах, перечислять их названия, имена авторов.
Даже в фантастическом рассказе «Изгнанники», написанном в 1949 году, командир космического корабля не может удержаться и любуется обыкновенными бумажными книгами, взятыми в полет.
Тут и Эдгар Аллан По — «Рассказы», и Брэм Стокер — «Дракула», и Мэри Шелли — «Франкенштейн». Тут и Генри Джеймс — «Поворот винта», и Вашингтон Ирвинг — «Легенда о Сонной лощине», и Натаниел Готорн — «Дочь Рапачини». И, конечно, Амброз Бирс — «Случай на мосту через Совиный ручей», Льюис Кэрролл — «Алиса в стране чудес», Алджернон Блэквуд — «Ивы», Фрэнк Баум — «Удивительный волшебник из страны Оз», Г. Ф. Лавкрафт — «Зловещая тень над Инсмутом». А еще книги Уолтера де ла Мэра, Уэйкфилда, Гарвея, Уэллса, Эсквита, Хаксли…
Прекрасный выбор. Но когда помощник командира спрашивает: «Зачем нам все эти книги, сэр?» — командир, вздохнув, отвечает: «Не знаю».
Зато Рей Брэдбери знал — зачем.
Все творчество Брэдбери с самого начала было густо замешено на мировой культуре.
«Диковинное диво» — это прямой отсыл к строфам неоконченной поэмы Сэмюэла Кольриджа (1772-1834) «Кублахан»…
«Золотые яблоки солнца» — Уильям Йетс (1865-1939)…
«Электрическое тело пою!» — Уолт Уитмен (1819-1892)…
«И по-прежнему лучами серебрит простор луна…» — Джордж Гордон Байрон (1788-1824). Иногда мне кажется, что сегодня многие знают Байрона только по строкам, процитированным когда-то Брэдбери…
Классический рассказ «Уснувший в Армагеддоне» поначалу назывался «И видеть сны…», а это, конечно, — прямой отсыл к Уильяму Шекспиру (1564-1616)…
Весь «Реквием» вышел из стихов Роберта Льюиса Стивенсона (1850-1894)…
И вообще (по признанию самого Брэдбери):
«Жюль Верн был моим отцом.
Герберт Уэллс — мудрым дядюшкой.
Эдгар Аллан По — приходился мне двоюродным братом; он, как летучая мышь, вечно обитал у нас на темном чердаке.
Флэш Гордон и Бак Роджерс — мои братья и товарищи.
И добавлю, что моей матерью, по всей вероятности, была Мэри Уолстонкрафт Шелли, создательница “Франкенштейна”…
Вот и думайте, кем, как не писателем-фантастом, я мог стать в такой семейке».
«Идея, которую я хочу до вас донести, — не раз обращался Рей Брэдбери к своим читателям, — это идея дара любви… Много лет назад, окончив школу, я не умел писать рассказы. Я тогда не умел писать поэмы, не умел писать эссе, не умел писать пьесы и не умел писать повести. Мне было 17 лет. Я вообще ничего не умел. Но библиотеки дали мне силу. Я любил библиотеки. Я любил книги Эдгара По, Уэллса, Стивенсона, Киплинга, Диккенса, и с годами моя любовь к книгам и библиотекам никуда не делась. В конце концов я сам научился писать рассказы, сценарии, эссе, пьесы, поэмы, повести. Так что я весь — творение библиотек…»