В этот момент на кухню возвращаются Крейг и Тэтчер, и их мрачные лица выражают то, что в глубине души я уже знаю.
— Ну? — с тревогой спрашивает Нокс. — Что, черт возьми, там написано?
Крейг начинает читать новый документ, который держит в руках.
— У Фредрика Харлена Хоббса остались жена Бонни и дочь-подросток Алиса, обе погибли в автокатастрофе через год после его смерти.
Разоблачение, как атомная бомба, обрушивается в тишину, разносясь по комнате взрывной волной, когда выясняется, что в моих венах течет кровь их мучителя.
— Хотя в обугленных обломках были обнаружены лишь несколько фрагментов останков, которые могли быть идентифицированы как останки Бонни Хоббс, Алиса Хоббс также была объявлена погибшей, ее останки предположительно затерялись среди пепла.
Джастис издает мучительный вздох, он звучит так же повержено, как и мое сердце.
Нокс молча стоит рядом с ним, руки сжаты в кулаки, его ненависть ко мне становится обоснованной.
Я решаю не смотреть на Брэкстена, зная, что не смогу вынести того, что увижу в его взгляде.
— Бессмыслица какая-то, — нарушает тишину Джастис. — Авария произошла более десяти гребаных лет назад. Как могло пройти столько времени, и никто не знал, что она жива?
— Потому что он ее прятал, — наконец, говорит Брэкстен, звук его голоса такой же несчастный, как и напряжение, окутывающее комнату.
Если то немногое, что я помню, верно, меня не просто прятали, меня держали взаперти, пытали, и это будет преследовать меня вечно.
— Как бы то ни было, теперь мы знаем, кто она, — говорит Нокс. — И если то, что она помнит, — правда, то она не единственный ходячий мертвец. Хоббс все еще жив, и этот ублюдок жаждет крови.
Прозвучавшая правда заставляет меня страстно желать прижаться еще ближе к Брэкстену, но независимо от того, как сильно я хочу навсегда остаться в его объятиях, этого никогда не произойдет, потому что то, что стало известно, без сомнения, навсегда изменило наши отношения.
Глава 18
Брэкстен
Я сижу на задней веранде отцовского дома, ночь окутывает меня тьмой, отбрасывая на душу неумолимые тени. Демоны прошлого атакуют с удвоенной силой.
— Ну и как тебе, парень? Теперь уже нет желания важничать, да?
Хлыст свистит в воздухе, прежде чем обрушиться еще одним ударом на мой голый зад, срывая плоть с костей. Но при звуке расстегивающегося ремня страх перекрывает боль.
— Сейчас я тебе покажу, что бывает с самоуверенными маленькими говнюками вроде тебя.
Стиснув зубы, стараюсь похоронить навязчивое воспоминание, но это бесполезно. Беспомощность, которую я испытал в тот момент, шрамы, что я до сих пор ношу в себе, обжигают кислотой, никогда не позволяя мне забыть. Те же гребаные шрамы носит на своей невинной плоти девушка, которую я обещал защищать, и все потому, что мы сбежали. Потому что считали, что монстр мертв, горит в аду и уже никогда не сможет причинить вред другому человеку. Но оказалось, что мы ошибались, чертовски ошибались, и мне придется жить с этим всю оставшуюся жизнь.
Скрип сетчатой двери нарушает мое смятение, на веранду выходят братья, каждый занимает место по обеим сторонам от меня.
— Поговори с нами, брат, — просит Джастис, нарушая мрачное молчание.
— А что тут скажешь? — Каждое слово режет горло крошечными лезвиями, я не отрываю взгляда от темноты впереди меня.
— Думаю, здесь есть что сказать.
Да, есть, о том, как девушка, за которую я отдал бы жизнь, годами страдала от жестокого обращения по нашей вине.
Одна лишь мысль об этом сжигает все внутри.
Не в силах больше сидеть ни секунды, вскакиваю с места, стуча ботинками по твердой земле, когда расхаживаю взад-вперед, борясь с бушующим внутренним монстром.
— Не делай этого, Брэкс, — говорит Джастис, точно угадывая мои мысли.
Я резко останавливаюсь, поравнявшись с братьями.
— Не делать чего, Джастис? Не признавать, что мы облажались? Что убежали без оглядки и из-за этого другие страдали от его рук? Это наша гребаная вина, и ты, черт возьми, прекрасно это знаешь!
Джастис тоже вскакивает, оказываясь передо мной в мгновение ока.
— Да, бл*ть. Но никто не знал, что так все будет. Мы оставили его подыхать. Даже проверили, чтобы убедиться!
— Этого оказалось недостаточно, — рычу я. — Мы должны были сделать больше! Мы обрекли ее на страдания.
Мои плечи безвольно сникают, последние слова пропитаны горем.
— Он причинял ей боль из-за нас. Каждая отметина на ее теле и душе — это наша вина. — Жидкий огонь обжигает глаза, стекая из уголков, прежде чем я совсем теряю самообладание.
Брат обхватывает меня сзади за шею, притягивая ближе, позволяя тонуть в удушающей вине. Подходит Нокс и сжимает мое плечо в безмолвном утешении.
Совсем как в ту давнюю ночь. Когда все казалось таким безнадежным, и все, что у нас было, — это мы.
— Мы были всего лишь детьми, Брэкс, — хрипит Джастис, его голос наполнен тем же сожалением, которое разрывает на части и меня. — Мы сделали все, что могли, но были просто гребаными детьми. Нам удалось только это.
— Он прав. — Сдержанный голос отца проникает в наш момент.
Мы отрываемся друг от друга и смотрим на человека, спасшего нам жизни. Он спускается по ступенькам заднего хода, приближаясь в окутывающей нас темноте, и встает перед нами.
— Не вините себя в том, что случилось много лет назад. — Знание в его глазах, обращенных на нас, не спутаешь ни с чем.
— Ты знал, да? — выдыхаю я. — Все это время ты знал.
Он кивает.
— На это у меня ушло несколько месяцев, но, в конце концов, я собрал воедино то, что произошло, и откуда вы, мальчики, взялись.
— Почему ничего не сказал нам? — спрашивает Нокс, опережая меня.
— А почему никто из вас мне этого не сказал?
Мы не пытаемся объяснить, никто из нас не уверен, как выразить наш самый глубинный и вечный страх.
— Вы мне не доверяете?
— Дело не в этом, — спешно возражаю я.
— Тогда почему считали, что должны скрывать такое от меня?
Наконец, Джастис говорит за всех нас.
— Мы боялись, что правда изменит твое отношение к нам.
Лицо отца ничего не выражает, из-за чего трудно прочитать его мысли.
— И какой бы была эта правда? Что вы защищались от монстра?
— Откуда ты знаешь, что именно произошло? — спрашивает Нокс. — Откуда знаешь, что монстрами были не мы? Тогда ты нас не знал.
— Вот тут ты ошибаешься, сынок. Я всегда знал, кто вы. — Его слова падают камнем, и мы замираем. — Много лет назад я видел в ваших глазах страх. Боль, борьбу за выживание... Я знал, что вы, мальчики, страдали. Точно так же, как и я. Вот почему сделал все, что мог, чтобы вас защитить.
Мрак ночи наполняет любовь, которую он всегда проявлял к нам.
— Это ты подделал записи, — бормочет Джастис, вскидывая голову от осознания. — Ты стер все наши следы из того приюта, не так ли?
Я оглядываюсь на отца и вижу на его лице ответ еще до того, как он его произносит.
— Да.
— Зачем? — спрашиваю я. — Зачем тебе это?
— Затем, что в ту ночь, когда я нашел вас в своем сарае — замерзших, промокших и напуганных — я понял, что нашел трех мальчиков, которые нуждались во мне так же сильно, как я нуждался в них, и я не собирался никому позволять отнять вас у меня.
Понимание того, скольким отец пожертвовал ради нас, вновь вызывает бурю эмоций.
Он подходит ближе, обнимает Джастиса и Нокса за плечи, образуя между нами небольшой круг.