Я вздохнул и хотел уже положить трубку, как мне сказали:
— Запишите адрес, – сказал оператор и продиктовал название улицы, - будьте там сегодня в девять вечера.
— Зачем?
—Там вы получите ответ на свой вопрос.
— На какой из них? У меня полно вопросов…
— Разве? – опять иронично спросил оператор. – Не опаздывайте.
Послышались короткие с хрипотцой гудки, я повесил трубку и вернулся в комнату. Лег на кровать, уставился в потолок, пронизанный паутинкой трещин, с кусками отвалившейся штукатурки, зелёно-чёрными от плесени уголками и единственной, висящей на тощем проводе, перегоревшей лампочкой. Из любопытства протянул руку в сторону и нажал на выключатель. Щелк, щелк, щелк. Ничего. Перевернулся на живот и перевернул визитку, что так и держал в руке. Еще раз посмотрел на дерево, на то, что свисало с ветвей. После пристального изучения своеобразные плоды напомнили мне висящих вверх ногами людей, завернутых в причудливые коконы. Еще раз про себя повторил адрес, названный оператором. Кажется, это не так далеко от моего нынешнего жилища.
Послышался шорканье тапок по деревянному полу. Несколько хрустящих щелчков, донёсся запах дешевых сигарет: соседка курила в форточку на кухне. Она включила радио, что стояло на холодильнике, откуда полилась густая и грустная музыка, которую производят в поистине промышленных масштабах во всех уголках нашей страны. Соседка стала тихо подпевать страдающей певице, изредка перебивая радио надсадным кашлем с мокротой, которую она тут же отправляла за пределы квартиры сквозь всю ту же форточку, куда следом устремлялся сизый сигаретный дым, что растворялся без следа на сером полотне наступающего вечера.
Когда тяжелая серая дымка, знаменующая гибель дня, заволокла всё за моим окном, я посмотрел на настенные часы. В сумерках угадывалось положение кошачьих лапок в положении половины девятого. Я встал с кровати, накинул куртку и вышел из комнаты. Радио на кухне все еще сопело о каких-то трагедиях личного характера, что непременно должны были зацепиться за покалеченные души слушателей. В кухонное окно глухо ударили первые капли дождя, выбив затем звонкую дробь об подоконник. Я накинул капюшон и вышел из квартиры. Разглядывая иероглифы в лифте, добрался до первого этажа. Прошел мимо мирно спящего у батареи бездомного и вышел в неприветливый вечер, что готовился дать мне единственный ответ на все мои вопросы.
Теми же омерзительными улицами я шёл к назначенному часу в назначенное место. Нет, конечно, улицы были другими, но все такими же безлико мерзкими, до отвращения одинаковыми, бесцеремонно убогими. Пустыми, как и те, кого я встречал по пути. Уставшие, обречённые, замкнутые в примитивном колесе желаний и страхов, - эти бедняги шли, потупив голову, скрывая лица от безразличного неба, будто бы ему на самом деле есть до них дело. Стаи бездомных собак, ютившиеся в уголках дворов, глядели на меня бездумными чёрными бусинками, провожали острыми худыми мордами, а затем снова опускали носы в землю, вынюхивая что-нибудь, что поможет им прожить ещё один день. Такой же бесцельный, как предыдущий.
Я добрался до указанного адреса ровно к девяти часам. Моей целью было небольшое кирпичное здание, первый этаж которого занимали гаражи, а второй этаж какая-то безымянная контора. Тут же напротив стояла скамейка, на которой сидели четыре человека: двое мужчин среднего возраста и такого же класса; старик в потёртом костюме, мода на который закончилась ещё в прошлом веке; молодая девушка с кислотно-зелёным рюкзаком и синими волосами. Места на скамейке как раз хватало ещё на одного человека - я сел рядом. Воздух связывало церемониальное молчание, хотя все чувствовали, что собрались с одной целью. Видимо, имея одни и те же вопросы к мирозданию, мы понимали, что соседи по лавке также не имеют ответов, раз их занесло в эту часть города равно чуждую каждому из нас.
Открылась гаражная дверь самого левого бокса, в сгустившейся темноте нас ослепили фары машины, что с тихим гулом и шелестом гравия выехала из кирпичного стойла и замерла точно перед лавкой. Это был чёрный фургон с тонированными стёклами и без номеров. Точнее, номера были, но не привычный госномер: на переднюю и заднюю металлические пластины нанесли телефонный номер безымянной организации. Дверь фургона открылась, показался человек в черной робе и каком-то гибриде мотоциклетного и тактического шлемов на голове. Он спрыгнул на землю и молча изобразил приглашающий жест. Первой встала девушка с синими волосами, затем поднялись остальные. По очереди, безропотно, безвольно, как и положено людям наших взглядов на свободу воли, мы разместились внутри салона, после чего человек в черном тоже запрыгнул внутрь и сел на одинарное сидение, обращенное к нам лицом.