– О ужас, мои чары рухнули! – вскинул ко лбу запястье поверженный божьей волей колдун. – Как же мне теперь спасаться?! Я пропал! Я погиб! Я в отчаянии!
– Свяжите его, – пробасил огромный толстяк, – и снимите все амулеты.
– О-о-о, несчастье!!! – жалобно заскулил невольник, все еще прижимая запястье ко лбу. – Я в беде! Я в бессилии!
Первыми к северному чародею приблизились изрядно окровавленные за время долгой схватки нубийцы, все еще сжимающие свои копья – но тут колдун внезапно откинулся назад и резко крутанулся на пятой точке. Его ноги, быстро мелькнув над пыльным возвышением, ударили воинов по щиколоткам с такой силой, что оба упали. Невольник перекатился ближе, подхватил ближнее копье, приподнялся и метнул!
Черный штрих прорезал воздух, и острый, как стекло, обсидиановый наконечник глубоко вошел гиганту в живот.
– Ты же не думал, что все будет так просто, великий Хапи?! – рассмеялся колдун, ударил приподнявшегося нубийца пяткой в висок и взял в руки второе копье.
Египетский бог взревел от боли и ярости, и с размаху жахнул посохом по помосту, мгновенно превратив его в густое облако пыли. Из этой грязной, непроглядной густоты тут же вылетели одна за другой две палицы, ударив его в бровь и в челюсть. Зеленокожий Хапи снова ткнул посохом вперед, потом еще раз, потянул руку к копью, каковое на его огромном теле казалось просто большой занозой. Однако быстрый выпад невидимого врага широко рассек его ладонь.
Острейшие обсидиановые наконечники недаром считались самым опасным оружием в мире – они и кололи, и рубили, и резали…
– Я убью тебя, подлая букашка! – Хапи вытянул руку, и на облако упала густая пелена мороси, мгновенно прибившая пыль.
– Дождь – это отличная идея, старина! – Невольник с явным удовольствием отер влажное лицо. – Мечтал о нем весь последний месяц!
– Сдохни! – Посох рухнул колдуну на голову, однако в последний миг человечек успел метнуться вперед и, удерживая копье за самый кончик ратовища, нанести укол под юбку.
Египетский бог взревел и упал на колени. С ненавистью прохрипел нечто неразборчивое.
– А ведь все было так хорошо! – пошел по кругу невольник. – Я стоял, никого не трогал. И чего вы ко мне привязались, добрые люди?
«Добрые люди» шарахались в стороны. Они смотрели на происходящее с ужасом и вмешиваться в схватку бога и колдуна явно не стремились. На земле и без того уже лежало несколько убитых и полтора десятка покалеченных горожан.
Простым смертным весьма опасно встревать в споры великих. Сметут и не заметят!
Однако это вовсе не отменяло неизменного человеческого любопытства. Шум схватки, крики, поступь могучего бога и его голос привлекли общее внимание. Пытаясь узнать, что происходит, к торгу подтянулись стражники от городских ворот и с окраин, вслед за ними туда же пришли портовые грузчики и корабельщики, разносчики чистой воды и торговцы фруктами, на звук выглянули из своих домов и многие горожане. К тому моменту, когда великий Хапи перевел дух, выпрямился, выдернул из живота копье и метнул в колдуна – улицы уже совершенно обезлюдели, дома же опустели наполовину. Почти все горожане собрались в центр Нехебта на редкостное представление.
Наконечник чиркнул невольника по плечу, скользнул дальше и врезался в утоптанную землю с такой силой, что камень разлетелся крупными черными осколками. Раб прыгнул вперед, крутанулся, двумя руками удерживая свое копье за самый край древка – и кончик сверкающего на солнце острия с легкостью вспорол буро-зеленую кожу на две ладони ниже пупка.
Жизни огромного жирдяя рана явно не угрожала – однако кровь хлынула парным потоком, едва не залив шустрого колдуна, опять нырнувшего могучему Хапи между ног. Невольник кувыркнулся, поднялся – и тут же с силой уколол врага чуть выше поясницы. Египетский бог злобно рявкнул, резко разворачиваясь – однако невольник оказался быстрее, одним прыжком снова заскочив ему за спину. Великий Хапи опять вскрикнул, теперь от укола в ягодицу, быстро наклонился и ударил посохом назад прямо между ног. В этот раз он добился цели: выточенное из слоновой кости и украшенное изумрудами оголовье врезалось колдуну в грудь с такой силой, что несчастный отлетел на десятки шагов, снес собою несколько навесов и увяз среди арбузов и парусиновых пологов.