Они ехали уже в течение нескольких дней через сельскую местность, сворачивая в глубокие и темные леса, но их место назначения так и не показывалось вдали. В пути Эйдан поражался незнакомому ландшафту, где снег уступил место траве, на смену скрученным черным деревьям пришли идеально прямые ярко-зеленые деревья, посаженные вдоль дороги. Даже здешний южный воздух отличался – он был ароматным, тяжелым от влаги. И небо казалось другого оттенка. Эйдана переполняли смешанные чувства возбуждения и опасения по мере того, чем дальше они продвигались, нетерпение увидеть отца и осознание, насколько далеко от Волиса он оказался. Что если после всего этого долго путешествия отца там не окажется?
Эйдан почувствовал подергивание на своих коленях и бросил взгляд на лапу Снежка, когда к нему подошел Мотли, который опустился рядом с ним на колени и проверил его повязку. В этот раз Снежок не заскулил, когда Мотли снова завязал повязку. Вместо этого он лизнул его руку.
Эйдан потянулся и дал Снежку немного воды в миске и угощение – кусок вяленого мяса, который дал ему Мотли. Голодный Снежок схватил мясо, после чего лизнул лицо Эйдана, и мальчик увидел, что дух пса возвращается. Он знал, что приобрел друга на всю жизнь.
Раздался очередной взрыв смеха и крики из соседней повозки, когда группа допела песню и выпила вина. Эйдан непонимающе нахмурился.
«Почему вы все так счастливы?» - спросил он.
Мотли озадаченно посмотрел на него.
«А почему бы и нет?» - ответил он вопросом на вопрос.
«Жизнь – штука серьезная», - сказал Эйдан, повторив то, что много раз твердил ему отец.
«Неужели?» - возразил Мотли, в уголке его губ появилась улыбка. – «Мне она не кажется серьезной».
«Это потому, что ты – не воин», - сказал Эйдан.
«Разве быть воином – это все, что человек может делать в жизни?» - спросил Мотли.
«Конечно», - ответил Эйдан. – «Что же еще?»
«Что еще?» - удивленно переспросил Мотли. – «За пределами убийства людей находится целый мир».
Эйдан нахмурился.
«Убийство людей – это не единственное, чем мы, воины, занимаемся».
«Мы?» - улыбнулся Мотли. – «Значит, ты – воин?»
Эйдан гордо выпятил грудь и произнес своим самым зрелым голосом:
«Безусловно».
Мотли рассмеялся, а Эйдан покраснел.
«Я не сомневаюсь в том, что ты будешь воином, юный Эйдан».
«Воины не просто убивают людей», - настаивал мальчик. – «Мы защищаем. Мы живем для чести и гордости».
Мотли поднял свой мех и сделал глоток.
«А я живу для выпивки, женщин и удовольствия! Выпьем за это!»
Разочарованный Эйдан смотрел на него, не в силах достучаться до Мотли.
«Как ты можешь быть таким веселым?» - спросил он. – «Ведь идет война».
Мотли равнодушно пожал плечами.
«Войны будут всегда – эта война или та. Воина, которую начинаете вы, воины. Это не моя война».
Эйдан нахмурился.
«Тебе не хватает чести», - сказал он. – «И гордости».
Мотли рассмеялся.
«И я очень весело без нее живу!» – сказал он.
Несколько музыкантов, которые ехали рядом с ними, смеялись и пели. Эйдан ломал голову, пытаясь найти способ, чтобы заставить его понять.
«Честь – это самое главное», - наконец, сказал он, вспомнив прочитанную им поговорку древних воинов.
Мотли покачал головой.
«Мне нужно намного больше», - ответил он. – «Честь ничего мне не дала. Кроме того, существует честь и в других вещах помимо сражения».
«Например?» - спросил Эйдан.
Мотли откинулся назад и посмотрел на небо. Казалось, он задумался.
«Что ж», - начал он. – «Есть честь в том, чтобы заставить кого-то рассмеяться. Есть честь в том, чтобы кого-то развлечь, рассказывая историю, заставить их забыть о своих бедах, проблемах и страхах, пусть даже на полдня. В том, чтобы увести кого-то в другой мир, содержится больше чести, чем во всех ваших мечах вместе взятых».
Мотли сделал очередной глоток.
«Есть честь в том, чтобы быть смиренным и не выпячивать так гордо грудь, как это делает большинство ваших воинов», - добавил он. – «Честь есть даже в смехе. Твоя проблема», - пришел к выводу Мотли. – «Заключается в том, что ты слишком долго находился среди воинов, пока рос в том форте. Ты видишь только одну сторону медали».
Эйдан никогда не думал об этом прежде. Сам он ничего в жизни не хотел так, как находиться с воинами своего отца, слушать истории о сражениях и чести, рассказанные снова и снова у очага отца. Для него честь значила только это. Он никогда не слышал слова, произнесенные таким образом, и поражался этому человеку, его словам и яркой разноцветной одежде, всем этим его друзьям, всем этим людям, которые ему казались глупцами и делали жизнь такой незначительной.