Проснулся я от жуткой головной боли. В комнате была куча народу. Я присел в постели.
Нестерпимо болело плечо. Наверняка завтра будет синяк размером с блюдце. Слава богу, сустав работает. Кстати, интересно, кто это успел меня раздеть?
— Привет! — произнесла девушка, заметив, что я проснулся. Она сидела в противоположном конце комнаты, прислонившись спиной к стене. Нет, действительно на вид почти ребенок. Впрочем, и остальные были не намного старше.
В комнату вошел парень, держа кулек, свернутый из газеты. Я почему-то подумал, что там у него картошка-фри, правда, ее запаха не уловил.
— Где Ной? — поинтересовался он у присутствующих.
— По-прежнему торчит в «Рио», ждет, когда его обслужат.
Парень опустился на колени и развернул кулек. В нем оказалась марихуана.
На подоконнике рядком стояли книги. Я и впрямь начинал понемногу приходить в себя: сумел разобрать, что написано на корешках. Колин Уилсон, Джон Брейн. Неудивительно, что революция провалилась.
— Эй, привет!
С книгами общаться проще, чем с людьми. Я не мог смотреть в глаза присутствующим больше пары секунд, потому что в следующее мгновение их лица начинали расплываться, словно то были не глаза, а гравитационные колодцы.
— Эй!
Воздух неожиданно сделался сладковато-терпким — кто-то сунул мне под нос «косяк».
Девушка — та самая, что накормила меня супом, — вышла из комнаты, но вскоре вернулась с плетеной корзинкой для рукоделия, таща за собой по ковру кусок черного меха.
Костюм гориллы.
Без всяких церемоний она уселась на пол посреди комнаты и принялась вытягивать из боков гориллы нитки. Не задумываясь над тем, что делаю, я затянулся и передал «косяк» девушке.
— Как дела? — поинтересовалась она.
— Костюм гориллы.
— Это точно.
— Вы — городские гориллы?
— Угу, — улыбнулась она.
— Ничего не понимаю.
— Тебе досталось.
— Мне?
— Тебе.
— А что досталось?
— Вот что. — Она кивком указала на разложенный у нее на коленях костюм.
— Это что, шутка?
— Деконструкция.
— Чего-чего?
Она была совсем молоденькая, лет шестнадцать, не больше, но ей хотелось прибавить себе пару годков. Я подумал о Ное Хейдене и его невероятном перевоплощении из политического деятеля и политического клоуна в гориллу. Может, здесь у каждого своя роль?
Девушка отложила костюм в сторону, подползла ко мне и села рядом на матрас.
— Зрелище — это кошмар рабского общества, оно лишь выражает его желание уснуть.
И вновь Ги Деборд, более элегантная версия знаменитого изречения.
— Как тебя звать? — спросил я.
— Деб, — ответила она, — Дебби, Дебора.
Похоже, она сама толком не знала, как ее зовут.
В комнату вошли еще несколько человек. Дебби пихнула меня, чтобы я освободил часть матраса. И в этот момент, кинув на нее взгляд, сквозь волосы я заметил в ее черепе углубление размером с полкроны. Ее вызывающе короткая стрижка неожиданно приобрела новый смысл. Может, это никакой не вызов обществу? Наверное, это имеет прямое отношение к этой ужасной ямке?
Где-то примерно через час объявился Ной. Как всегда, в своем коронном клоунском прикиде. Дебби поднялась с места и, подойдя к нему, поцеловала в губы. Под глазом у Хейдена был фонарь. Он принес кое-какие новости от двоих из их компании, которые угодили в каталажку.
— Ты знаешь, что Джош все еще в тюряге?
— Вот дерьмо.
— Это точно.
— Влип он, этот твой Джош.
Новость о том, что Джош влип по-крупному, носилась по комнате как сухая фаСаулина в консервной банке. Однако за всеобщим возмущением почему-то чувствовалась скрытая радость, что из всех повязали именно Джоша.
— А как там Саул? — поинтересовался Ной, когда народ в комнате угомонился. — Подумать только, подраться с лошадью!
И он жестом изобразил размеры животного. От меня не скрылось, что его руки, торчащие из расширяющихся рукавов цветастой рубашки, были белы и бесформенны, словно корни.
— Он стащил легавого с коня!
— Никакого я не стаскивал.
— А у того была наготове дубинка! Но Саул все равно набросился на него!