Впрочем, бесплатными харчами меня и так нагрузили — не унести.
Евграф долго раскочегаривал винтажный бензиновый стационарник «Л 6/2». Зато, когда двигатель, прогреваясь, прокашлялся и отплевался, довольно ходко погнал баркас Евграфа с прицепленной за кормой пирогой.
— В этом месте река разливается, течение соответственно никакое. Упаришься веслом махать. А верст через десять–двенадцать берега опять сужаются, так–то знай себе, держи челнок на стремление. К аккурат к вечеру будешь в Солнечном.
— А не перевернусь я на стремнине? Я ведь человек насквозь сухопутный.
— Это я заметил, что сухопутный. Горы перейти это не два пальца обоссать, — хмыкнул в бороду Евграф. — Не бзди, течение ровное, камней и перекатов нет.
Река ровная такая, как и предсказывал Евграф. Глубокая — на стремнине дна не видно. От полусотни до сотни метров шириной. С ровным, не слишком быстрым течением. Знай себе, помахивай коротеньким веслом, лишь подправляя пирогу по течению. Поначалу я осторожничал, боясь перевернуть утлое судёнышко. Даже примотал к нему рюкзак и СВД, если вдруг перевернусь, чтобы не утонули.
Однако тревожился я напрасно, за полчаса освоив управление пирогой до состояния, позволяющего удерживать пирогу на заданном курсе, при случае, обходя редкие островки.
Один берег реки обрывистый, с полосой едкой зелени вдоль воды, а дальше привычная саванна. Другой, пологий, густо покрытый растительностью, местами болотистый, заросший тростником, а местами и манграми.
Хрюшки, косули, змеи, ящерицы, крупные неторопливые черепахи в кожистых панцирях, тьма насекомых и мириады птиц. Окружающий растительный и животный мир очень разнообразен, очень. Долина Рейна и равнины вокруг Бейджина, тоже не обделены растительным и животным миром. Однако на фоне этого великолепия смотрятся, как провинциальные пейзане в хоромах олигарха.
Восседающий на носу пироги, птиц расправил потрепанные крылья и злобно зашипел.
Поперек курса ведомого мной «линкора» извивается излишне длинная тушка змеи, не вовремя решившей переплыть реку. Ну как, длинная? Уж точно длиннее нашего плавстредства.
Заметив пирогу, змеюка слегка приподняла голову над водой, в пасти змеи влажно блеснули ядовитые зубы.
Не люблю змей, а они в этих краях все поголовно злющие, а порой еще и зело ядовитые — примерно, как острый язычок Ким, когда она не в духе.
— Змея, ты давай мимо плыви. А то семьшесятдва в башку попадёт, совсем дохлая будешь.
Заклинание сработало. Гибкое тело рептилии приняло право по борту и исчезло в прибрежных манграх на траверзе пироги.
Успокоившийся птиц вернулся к чистке потрёпанных перьев.
Полагаю, товарищ Флинт был бы совсем не прочь прижиться на хуторе. Однако одомашненные «элементарные частицы» имели на этот счет прямо противоположное мнение и скверный характер. Быстро и весьма доходчиво объяснив залетному гастролёру, — «Мол, вас тут не стояло, самим мало».
Эти похожие на помесь журавля и фламинго птицы с подрезанными крыльями оказались на редкость агрессивны. Тотальный геноцид прибрежной фауны вне зависимости от форм и размеров — это как раз про них.
Так что гражданин Флинт быстро смекнул, что старый друг лучше новых двух, или сколько их там.
Пару часов махания веслом, аки раб на галерах, наступил полдень, а вместе с ним пришел полуденный зной. Никогда такого не было и вот опять.
…………………………………..
……………………………………
………….
— Все алес — эстрадный репертуар иссяк и жара доконала.
Направляю пирогу к небольшому островку, поросшему гибридом кактуса и пальмы.
Почему именно этот островок?
В отличие от обычного дерева, с пальмы тебе на макушку не прилетит что–нибудь гибкое и зело ядовитое, да и насекомые тут не подарок.
Приключений мне не хочется, а хочется перекусить без всяких приключений.
В отличие от раба на галерах, Евграф упаковал меня так, что больше мне просто не унести. Буквально.
На первое у меня деревянный горшочек–термос (толстые деревянные станки неплохо держат тепло) с овощной похлебкой.
А если в нее покрошить копченостей?