- Мне нравится твоя покладистость, человек... - Омни усмехнулся, чуть приподняв губу и обнажив ряд мощных плоских зубов, явно предназначенных для растирания растительной пиши. - Хоть ты и принадлежишь к дикому, воинственному и безрассудному народу, но, видимо, наш генетический отбор пошел на пользу вашим поколениям... - Он остановился и добавил, спрятав усмешку: - Мы возродили прах одного из форкарсиан, их воина, Ашанга. Теперь в твоей власти сражаться так, чтобы враг вашего рода не смог жить дальше. Это будет настоящая охота, Джорг.
Герман поднял голову и, прищурившись, без страха взглянул в глаза Го.
- Плата будет обычной? - спокойно осведомился он.
- Даже больше. - Омни опять усмехнулся. Насколько мог судить Герман, Го пребывал в прекрасном расположении духа. - Мы привезли четверых младенцев, можешь назначать церемонию на вечер.
- Четверых? - Герман как ни старался, но не смог скрыть своего удивления. - Но ведь только трое из нас расстались с жизнью в этом году... Я имею в виду тех, кто погиб, исполняя Долг Чести, - тут же поправил себя он и вопросительно посмотрел на Омни.
- Ты будешь четвертым, Герман, - не скрывая своего удовольствия от этой сцены, сообщил ему Го-Лоит и пояснил: - Вероятнее всего, ты умрешь, но твой труд будет вознагражден. Я позаботился об этом заранее. Ты доволен?
- Да, - склонил голову Герман.
На этот раз жест повиновения был искренним.
По его мнению, это было больше чем справедливо. А если вспомнить условия давнего договора, где значилось, что только определенное количество людей может существовать во Вселенной и младенцы доставляются на Джорг лишь по факту смерти одного из членов общины, то жест Го выглядел более чем благородно.
Это была щедрость со стороны Омни.
Увеличение их общины на одного человека, пусть такая пустяковая на первый взгляд, но победа над смертью, стоила любых усилий с его стороны.
Тем более что умирать Герман не собирался. Ашанг, будь он поднят хоть из праха самого дьявола, не должен рассчитывать на это.
***
- Здравствуй, отец!
Герман затворил за собой скрипнувшую на петлях дверь, повернулся, по привычке беглым взглядом обежав помещение, в которое вошел, и облик молодого человека вдруг изменился. Взгляд потеплел, черты лица разгладились, утратив напряжение, словно само присутствие генетического прототипа гарантировало его от любой опасности.
Генетическим донором Германа являлся Джордан. Герман с детства помнил его таким - старым, будто росшее под стенами замка наполовину засохшее дерево. У бывшего предводителя общины людей не хватало руки и глаза, но ум оставался ясным. Герман знал, что сам Джордан тяжело переживает полученные увечья, но взгляд его единственного глаза всегда отличался живой проницательностью, а что до физических недостатков, то тут ситуация входила в разряд непоправимых, и виноваты в том были исключительно Омни.
Их законы запрещали людям применять любые импланты, даже сугубо биологические, не снабженные механикой, так что рубцы, шрамы и увечья являлись знаками пожизненными.
Джордан действительно был стар. Герман не знал, сколько ему лет, а сам отец никогда не заговаривал на тему прошлого.
Он являлся генетическим донором для двух десятков зрелых воинов, которые к этому времени уже успели заслужить право на клонирование, - кто-то ценой собственной жизни, а кто-то и нет. Герман был самым молодым из генетических наследников лежавшего на широкой кровати у сводчатого окна человека.
- Привет, Герман... - негромко произнес Джордан. - Я видел, как садился корабль Омни. Что за пакость затеяли серокожие?
- Не пакость, отец, - ответил Герман, по привычке присаживаясь на край широкой кровати. - На этот раз - не пакость...
Он коротко изложил Джордану суть своего разговора с Го.
Старик сухо откашлялся. В последнее время его здорово мучила боль в груди.
- Что ж... - согласился он. - Еще один человек - это много. - Взгляд Джордана внезапно утратил свой блеск, единственный глаз потемнел, став мутным. Некоторое время Джордан о чем-то тяжело размышлял, а затем, вздохнув, добавил: - Ты мой лучший наследник... Последнее, что я успел сделать в этой жизни, - это получить право на твое рождение и воспитать нового предводителя для нашей общины. Ты должен понять - Го только кажется щедрым. - Взгляд старика стал колючим и жестким. - Он запомнил тебя во время битв с квазианцами. Ты, по его мнению, слишком умен и смел, чтобы жить. Поэтому он привез младенцев и клонировал Ашанга. Он надеется, что ты погибнешь, а дипломатическая суета с "друзьями с Рогрика" - это все чушь и блеф. Когда начало вашей схватки?
- Завтра утром.
Джордан посмотрел в окно, больше похожее на узкую, застекленную бойницу, и вдруг тихо, по-отечески проговорил:
- Постарайся не оправдать его надежд, Герман.
ГЛАВА 2
Утро нового дня пришло под аккомпанемент тонкого, печального посвиста древесных червей.
Герман не знал, насколько должен быть чужд человеческому сознанию этот звук. Он никогда не слышал щебета птиц, и его слух привык именно к таким проявлениям природной жизни.
В комнате, где он жил, спартанская обстановка, традиционная для всех помещений небольшого города-крепости, нарушалась присутствием нескольких артефактов, свято хранимых из поколения в поколение.
Ими были обугленные, местами покореженные страницы из пластбумаги, явно собранные не из одного издания, а из разных, никак не относящихся друг к другу книг, часть разрушенного компьютера, который мертво взирал со стола выбитой глазницей своего монитора, да еще лежавшая особняком, на специальной подставке, тронутая огнем и временем стереофотография светловолосого существа с человеческими чертами лица.
Герман не знал, кем был этот человек.
Его имя оставалось загадкой, а черты лица, тонкие, хрупкие, казались совершенно нереальными в обрамлении длинных светлых волос.
Джордан, передавший эти реликвии Герману, когда тот в период войны с квазианцами возглавил редеющую в боях человеческую общину, упорно молчал о происхождении данного снимка. Однажды Герман попробовал завести разговор на эту тему, но старик оборвал его, пояснив, что ответит на все вопросы лишь в тот миг, когда жизнь начнет покидать его.
Герман тогда спросил: "Почему"?
Джордан лишь посмотрел на него с неизбывной, смертной тоской во взгляде и ответил:
- Существуют знания, несовместимые с понятием "жизнь". Эта ноша из тех, что становится лишь тяжелее, когда разделишь ее поровну, на всех.
Ограничившись таким туманным, совершенно непонятным Герману объяснением, старик замолчал и больше не возвращался к данной теме.
Молодому воину пришлось смириться.
Он уже привык к присутствию этого снимка. Просыпаясь утром, прежде чем дать повседневным заботам упасть на плечи тяжким грузом ответственности, он позволял своему разуму несколько секунд общения с этим странным существом.
Вот и сегодня, проснувшись, он встал, но, прежде чем подойти к аккуратно приготовленному накануне снаряжению, Герман на секунду задержался у своеобразного алтаря, взглянув на тонкие черты лица, словно мысленно просил:
"Будь сегодня со мной... Пусть этот взгляд не станет нашей последней встречей..."
Посмотрел и отвернулся, будто захлопнул дверь, затворив свой разум от тех эмоций, что пытались вторгнуться извне.
День наступал слишком ответственный, чтобы думать о чем бы то ни было, кроме предстоящей схватки с Ашангом.