Пролог
Есть только два способа прожить свою жизнь. Первый – так, будто никаких чудес не бывает. Второй – так, будто всё на свете является чудом.
Альберт Эйнштейн (1879-1955) – физик-теоретик, общественный деятель-гуманист.
Лёда полусидя лежала в своём спальном шкафу и глядела в потолок. Лучина за резными ставнями шкафа догорала и давала дрожащий свет, играющий на закопчённом потолке шкафа оранжево-жёлтыми бликами в мягких тенях.
Аннид сидел за большим столом, на котором царил постоянный творческий хаос, и что-то старательно записывал в свиток, то и дело щурясь из-за плохой освещённости рабочего пространства.
– Тебе не надоело постоянно сидеть допоздна? – послышался из шкафа голос Лёды.
Старец с длинными седыми волосами, сплетёнными в толстую косу, поднял голову и глянул в маленькое круглое окно в толстой серокаменной стене, из которого уже совсем перестал поступать свет. Ничего не ответив, он потрогал пальцами острую бородку, поправил усы и снова наклонился над столом, чтобы продолжить выводить тонким сочным стеблем аккуратные завитушки.
– Аннид, – снова послышался голос девушки.
Он снова приподнял голову и тут послышался щелчок. Сочный стебель поломался и разбрызгал на свитке яркие голубые фосфоресцирующие кляксы, которые постепенно тускнели и становились тёмно-синими.
– Ну вот, – огорчился старик, аккуратно опустил сломанный стебелёк в урну под столом и поискал глазами на столе ещё один. Стебля на виду не было. Он начал прощупывать слои набросанных на столе листов и свитков.
Лёда отодвинула створку шкафа и выглянула из своего спального укрытия.
– Аннид, поговори со мной. Завтра продолжишь.
Он посмотрел на кляксы и молча помотал головой.
– Вот почему ты такой? – спросила девушка и макушки её ушных раковин слегка вытянулись и прижались к голове. – Думаешь что-то изменится от того, что ты дольше будешь сидеть над своими записями?
– Жаль, что не удалось закончить, – произнёс мягким немного хриплым голосом Аннид. – Завтра придётся спуститься в низину и запастись сочными стеблями.
– Зачем? Ты думаешь кому-то будут нужны твои труды?
Аннид строго посмотрел на Лёду.
– Не смей так говорить, девочка. Знания ещё никому не мешали. И в кого ты такая уродилась?
– Аннид, только не надо брюзжать. Я знаю, что я твоя ученица и должна буду продолжать твоё дело – собирать и записывать правду для потомков… Я всё это слышала несчётное количество раз, но послушай меня…
Аннид хотел было что-то сказать, но передумал, так как прекрасно понимал, что она хоть и мала по годам, но думает так, как не каждый взрослый. Он предчувствовал о чём она сейчас скажет. Он всегда уходил от подобных разговоров и даже всячески их пресекал. Возможно, потому что до сих пор не признавал, что у этого катящегося в пекло мира, доживающего свои последние дни, больше нет надежды. Он гнал прочь от себя эту мысль, эту ужасающую катастрофу. Уходил в работу, продолжал делать то и так, как его учили когда-то наставники и плыл по течению жизни, не поднимая головы, в пучину затягивающего остатки былой цивилизации водоворота судьбы. Почему же в этот раз он позволил ей высказать всё то, что долго не хотел слышать? Возможно, потому что устал лгать самому себе, возможно потому, что понимал, что она уже повзрослела и хочет сама разбираться в происходящем и решать сама за себя. А ещё он чувствовал, что она сильнее его духом, так как прямо и порой безрассудно лицом к лицу принимает действительность в отличие от него, старого труса, продолжающего цепляться за прошлое, надеющегося на милость небес и боящегося смотреть на мир ничем незатуманенным взглядом.
– Конец близко, Аннид, – резко и прямолинейно, впрочем, как и подобает подростку, начала Лёда. – Сколько ещё раз ты сможешь вернуться в этот скит? Один? Два? Разве ты не видишь, что океан тумана с каждым перелётом от скита к скиту теснит нас всё выше и выше. Боюсь к нашему следующему возвращению здесь всё утонет в зелёной мгле. Сколько мы уже обиталищ потеряли? Их у нас осталось-то всего два. Два, где есть кров, под которым ты можешь укрыться и продолжать своё дело. Мы пока ещё перелетаем с места на место, пережидая приливы тумана. Но, что будем делать, когда лететь будет некуда? Нас мало осталось. Мы давно забыли, когда в последний раз кто-то отваживался отправиться на разведку в поисках новых мест. Мы забыли, когда встречали чужаков или другие племена. У нас больше не рождаются дети. Нам не из чего строить укрытия. Нам очень трудно поддерживать огонь. А что мы едим? Похлёбка из дождевой воды да кореньев два раза в день. Иногда с насекомыми… Мы мяса не видели с прошлого скита, когда старый крылан копчего неудачно приземлился и сломал ногу и тот его прирезал пока зверь сам не сдох. Мне страшно, Аннид…