Дело в том, что испокон веку жители Бретани носят по два имени — бретонское и французское. Да и сама Бретань разделена на две части — Нижнюю и Верхнюю. Верхняя — та, что ближе к Франции, жители ее говорят на диалекте, который называется "галло". Вот и выходит, замечает Франсуаза, что по-французски ниже то, что дальше от Франции, а выше то, что к ней приближается.
В самом деле, Нижняя Бретань немыслимо далека от Франции, хотя и примкнула к ней в середине XVI века. Договор о присоединении превратил Бретань во французскую провинцию; правда, у нее был свой парламент — провинциальные штаты, решавшие, платить ли налоги, которые требовал французский король. В 1789 году, после ночи 4 августа, когда якобинцы проголосовали за "отмену прав, привилегий и льгот провинций", Бретань превратилась в часть Франции: теперь для нее были обязательны те же налоги, те же законы и тот же язык, что и для остального государства. Бретань разделили на четыре департамента, границы которых были установлены произвольно, с целью заменить ими прежние "земли", совпадавшие с епископствами, — Трегор, Леон, Корнуайль и Ваннетэ. Каждая из этих "земель" обладала своим диалектом и своими обычаями. Теперь все это было обречено на постепенное исчезновение.
Однако, продолжает Франсуаза Морван, жизнь в Бретани всегда поддерживало то, что ускользало от официальной культуры, — ее напевы, сказки, пословицы, печальные народные песни, в которых говорилось о давно минувших событиях, и фантастические истории, которые звучали на посиделках. Каким-то чудом эта народная культура уцелела и, отовсюду изгнанная, до сих пор бытует среди школьников точно так же, как среди рыбаков, крестьян, ремесленников, передававших ее от поколения к поколению с самого Средневековья.
Итак, вспомним Мари-Франсуа Люзеля. В 1868 году он издал свой первый сборник собранных им народных песен "Gwerziou" ("Жалобные песни"). Этой публикацией он бросил вызов главной книге бретонского поэтического фольклора, которая существовала к тому времени, — книге фундаментальной и во многом способствовавшей формированию самого Люзеля. Речь идет о "Barzaz Breiz", о народных балладах и песнях Бретани, записанных и опубликованых виконтом Теодором Эрсаром де Ла Вильмарке.
Ко времени появления "Gwerziou" книга Ла Вильмарке выдержала уже три издания — в 1839, 1841 и 1867 годах, и основная полемика развернулась вокруг аутентичности текстов, собранных в этом объемистом и подробно прокомментированном томе. Исследовав собрание Ла Вильмарке, Люзель пришел к выводу, что оно представляет собой, по большей части, великолепную литературную мистификацию, наподобие "Песен Оссиана" Макферсона, хотя не исключено, что древнейшие из баллад восходят к подлинным текстам бретонского Средневековья.
Эта полемика не утихает и поныне. Свои аргументы выдвигают то защитники, то ниспровергатели "Barzaz Breiz". Однако никто не оспаривает высоких художественных достоинств и поэтического мастерства безвестных авторов — или автора — этой уникальной книги.
Виконт Теодор Эрсар де Ла Вильмарке посвятил ее своей матери, а в предисловии рассказал историю, объясняющую это посвящение. Дело в том, что его мать была усердной благотворительницей, и вот как-то раз она приютила и вылечила бродячую нищенку-певицу из прихода Мельгвен. Благодарная женщина так горевала, что ничем не может отплатить своей спасительнице — вот разве только песнями, — что графиня де Ла Вильмарке, желая ее успокоить, изъявила готовность выслушать одну песню: песня до того ей понравилась, что с тех пор графиня постоянно взимала с бедняков, которым давала пристанище, эту нехитрую дань (надо думать, к обоюдному удовольствию!) и записывала песни в ту же книжку, где у нее были собраны медицинские рецепты.
Вот это собрание и взялся пополнить ее сын.
"Я не жалел никаких усилий, — пишет он, — чтобы сделать сборник более полным и в то же время по-настоящему интересным в литературном и философском смысле. Немало лет я из конца в конец ездил по тем местностям Нижней Бретани, где более всего сохранилась память о старине, из Корнуайля следуя в Леон, из Трегье в Гоэло и Ванн, посещая народные празднества и вечеринки в частных домах, крестные ходы, ярмарки, свадьбы, земледельческие "великие дни", праздники льна — "линьеры", ночные посиделки, прядильни; особенно усердно я выискивал нищих, бродячих старьевщиков, ткачей, мельников, портных, мастеров, изготовлявших деревянные башмаки, весь бродячий и поющий люд, населяющий страну; я расспрашивал старух, кормилиц, девушек и стариков, особенно горцев, которые в минувшем столетии примыкали к разбойничьим бандам и чья память, если удастся ее расшевелить, оказывается бесценным хранилищем народных песен. Даже дети во время игр познакомили меня с несколькими сокровищами".