- Что случилось, Николай? - Голос её предательски выдал волнение.
- К сожалению, я вынужден забрать мою картину.
- Как забрать? - не поверила она.
Картина, принадлежащая Николаю, «Зима», стояла на обложке каталога. Это был один из наиболее разрекламированных лотов аукциона, на который Александра возлагала особые надежды. Он был воспроизведен практически в каждой статье об аукционе. Да дело тут было и не только в рекламе: потерять топ-лот накануне торгов - это не просто позор, это ж черт знает что!
Голос в трубке с сожалением выдохнул:
- Да вот так - забрать. Видишь ли, моя матушка передумала её продавать.
Александра невольно повысила голос:
- А при чём здесь твоя матушка?
- Но ведь это её картина.
- Подожди, Николай, но контракт-то я подписывала с тобой. И потом, - она пыталась говорить убедительно, - завтра же аукцион. Как я могу перед самыми торгами, после всех затраченных усилий, после всей рекламы взять и ни с того ни с сего снять обложечную картину с продажи?
- Ничего не поделаешь, придется. - В голосе владельца звякнул металл.
Этот тон, словно ведро холодной воды, опрокинутое на голову, взбодрил её необычайно. Словно по волшебству, она перестала нервничать.
- Николай, - теперь и она заговорила без слышимого волнения, - согласно подписанному контракту, отражающему стандартную аукционную практику, я не могу не отдать тебе работу. Тем не менее, согласно тому же контракту, в случае снятия работы после её публикации в каталоге ты обязан возместить мне неустойку в размере двадцати процентов от стоимости картины. Кроме того, я имею право требовать компенсацию средств, затраченных на рекламу этой работы. Таким образом, ты действительно можешь снять «Зиму», но размер неустойки будет составлять не менее тридцати пяти тысяч фунтов. - Она сделала паузу, чтобы он хорошенько эту сумму прочувствовал. - Ты поговори ещё раз со своёй мамой - готова ли она платить?
Я не мог подписать такой контракт, - глухо прошелестело в трубке.
У тебя же есть копия, возьми да проверь. И перезвони, когда обсудишь с мамой.
В трубке дали отбой, и Александра откинулась на подушку. Глубоко вдохнув и выдохнув, как учила её подруга-буддистка, она попыталась не накручивать себя раньше времени и подождать дальнейшего развития событий.
Чтобы отвлечься, она начала перебирать в памяти подробности своёго приема.
Несмотря на все переживания, что к ней никто не заглянет, народу пришло полно. И хотя девушки-саксофонистки в нежно-голубом платье, как у «Вайта», у неё не было, нанятое ею джазовое трио играло вполне прилично, еда оказалась вкусной и, что немаловажно, подавалась в изобилии - компания по организации банкетов не подвела, шампанского и вина хватило на всех, так что последние гости разошлись глубокой ночью, выпив, кстати говоря, все запасы виски Александры.
Кажется, никогда в жизни не говорили ей столько комплиментов, как вчера, но главное - людям действительно понравилась её коллекция: все ходили по залу, смотрели, поздравляли, обещали, что обязательно придут торговаться. И Макс был тут же, при ней, рассказывал, нахваливал, агитировал, и получалось у него это так весомо, так ненавязчиво, так интеллигентно, что она глаз не могла отвести от него весь вечер. Странно, что тот журналист, Стас, так и не пожаловал - хотя ведь напросился на приглашение; да, впрочем, какая разница. Главное, что, если купят даже половину работ из тех, что вчера снимали с панелей, щупали, светили ультрафиолетом, обсуждали да нахваливали, аукцион пройдет с колоссальным успехом.
Николай наконец перезвонил. «Зиму» они с мамой решили не забирать.
Казалось бы, можно было теперь расслабиться и досыпать последний час спокойно. Она ещё раз посмотрела на часы и на всякий случай выключила мобильный.
Но расслабиться и заснуть у Александры не получалось. Её томило неясное дурное предчувствие, словно какая-то беда незримо сгущалась в воздухе.
Резкий гортанный крик совсем близко заставил её снова сесть на кровати. Откинув одеяло, она спустила босые ноги на ковролин и подошла к окну. Город ещё спал. В темноте ненаступившего дня огромная белая чайка неудобно примостилась прямо у неё на подоконнике.
Встретив появление чужака недовольным взглядом, птица, однако, не улетела. Внимательно посмотрев сквозь Александру в глубину комнаты, она осталась сидеть, нахохлившись обиженно от человеческого вторжения в её мир.
«Гроза будет, - подумала Александра. - Даже не гроза, а, может быть, буря».
Именно перед большими штормами чайки улетали далеко от побережья, иногда добираясь даже до Лондона.