Выбрать главу

Александра мало знала этого человека - вроде она встречала его на европейских аукционах. Стряхнув с себя сахарную пудру его улыбки и ответив на любезное приветствие, она попыталась проскользнуть дальше, но он загородил ей дорогу.

- Надолго в Москве? - невинно поинтересовался антиквар, маленькими глазками из-под тяжелых век буравя её насквозь.

Александре вспомнились упорные слухи, ходившие об этом человеке и его связях с органами.

- Да нет, на пару дней.

- Родителей повидать?

Вопрос показался ей тем более странным, что они практически не были знакомы.

Какое могло быть ему дело до её родных? Она неопределенно пожала плечами и снова попыталась откланяться. Но он явно не хотел её отпускать:

- Вам нравится Яковлев?

- Нравится.

Яковлев не мог не нравиться - другое дело, что она не любила этого художника. Его самшитовые бедуины были безукоризненны, но бездушны. Александре всегда казалось, что художник познал бездну, но отвернулся от неё, словно от больной бомжихи, умирающей у него под ногами. Он переступил через неё и отправился дальше, в солнечную Африку, рисовать каменные тела с загадочными улыбками. Странно, подумалось ей, что, переступив через эту бездну, куда с головокружительной смертельностью упали Шухаев и Борис Григорьев, он так ничего и не создал, кроме этого бездушного декоративного совершенства, и подох на чужбине как собака. Не прощает кто-то человеку.

Старый антиквар между тем наблюдал за ней молча, как будто не желая прерывать её мысли.

- Или всё-таки не очень нравится? - продолжал настырничать он.

Александра пожала плечами и решительно обошла его, намереваясь продолжить наконец свой путь. Но его следующая фраза остановила её.

- Здесь нет того, что вы ищете, - другим, тихим голосом произнес торговец ей вслед.

Она резко оглянулась.

- А где есть? - просто спросила она.

- А там, где вы это оставили, - ответил он с едва уловимой усмешкой. С этими словами он развернулся и удалился в глубину своёго стенда.

Александра вопросительно взглянула на бедуинов, ища у них поддержки, но те, не мигая, безмолвно смотрели на неё с высоты своих стен. В растерянности она побрела прочь - отыскивать среди бесконечных натюрмортов и пейзажей то, что остановило и насторожило её при первом обходе.

Целенаправленный поиск неожиданно быстро принес результат. Под потолком одного из стендов, очень напоминающего барахолку, среди дешевого фаянса и кондового стронцианово-кобальтового соцреализма - или, как его принято было теперь называть, советского импрессионизма - она заметила маленького ночного Айвазовского.

Александра подивилась себе - и почему это она сразу не попросила невысокого бородача, важно восседающего за шатким столиком с миской конфет посередине, показать ей эту работу поближе. Причиной тому, скорее всего, было избыточное присутствие вокруг ФЦ - дешевейшей зеленой краски, щедро используемой советскими классиками на многочисленных летних пейзажах, - от которой Александре просто делалось нехорошо, как при езде по Московской окружной дороге с опущенным стеклом.

- Айвазовский? - полувопросительно сказала она, принимая из рук хозяина небольшую работу в широченном золотом багете.

- Все так думают, - самодовольно заметил бородач. - Нет, уважаемая, это всего лишь Капустин.

Александра мельком взглянула на него удивленно, затем стала внимательно изучать работу. И чем дольше изучала, тем больше недоумевала. Да, конечно, при внимательном осмотре стало очевидно, что это не Айвазовский. Но и Капустину, одному из самых бездарнейших русских маринистов, эта работа тоже никак принадлежать не могла: легкость, прозрачность волн, выписанность лунного света - все это было сработано мастерски. Тогда кому, спрашивается, понадобилось рисовать эту качественную картинку и подписывать её Капустиным - причем подпись выглядела абсолютно родной, в тесте, под кракелюром.

Мотив был не ясен, но означать это могло только одно: работа была современной подделкой. Но почему Капустин?

- Нравится? - поинтересовался между тем продавец. Александра взглянула на него задумчиво:

- Уж очень хороша она для Капустина.

- Вот и покупайте, если хороша, - с деланной удалью предложил бородач. - И цена как за Капустина - две тысячи баксов.