- А сертификат на неё есть? - осведомилась Александра.
Продавец радостно закивал:
- Разумеется… - И отошел к столу рыться в папке с бумагами.
Странно, подумалось ей, вот ведь и эта работа, и то убожество, которое развешено в огромном количестве вокруг по стенам, писалось практически в одно и то же время. Все это - картины современников. Только вот почему эти самые картины на стенах, так уныло, так плоско, так невкусно нарисованные - не цветами, а именно красками, примитивными замесами, без оттенков и тонкостей, - все гордо подписаны своими именами художников, а тот маленький шедевр, что у неё в руках, работа мастера, идет под именем чужим, да притом бездарным. Как всё-таки запутан этот мир.
- …Андрея Ильина.
Александра вздрогнула:
- Что, простите?
Бородач взял у неё из рук работу и сунул под нос сертификат.
Она взглянула на подпись и попятилась. «Это просто совпадение, - в отчаянии проговорила она себе. - Совпадение. Такого просто не может быть».
- Сертификат выдал Андрей Ильин, очень уважаемый, кстати сказать, эксперт, - не унимался бородач.
Она развернулась и пошла прочь.
- Женщина, куда же вы, - неслось ей вслед. - Чумная какая-то.
Александра шла вперед, не разбирая дороги, - словно не на антикварном салоне она была, а в диком лесу, в чащобе, где заросли кустов, полузасохшие стволы-исполины и высокие пучки папоротников цепляются за ноги, не пускают…
Очнулась она от треньканья телефона, который самым настойчивым образом звонил у неё в сумке.
- Александра, как дела?
Владимир.
- Хорошо дела. Хожу любуюсь на шедевры московского антикварного салона.
- Не проголодались?
- Проголодалась. - Она и вправду здорово хотела есть.
- Тогда жду вас в кафе «Пушкин» через час. Такси не берите, поезжайте на метро - и через полчаса будете на месте. Только не опаздывайте, - весело добавил он.
- Да, я помню, вы не любите ждать.
- Не угадали - у меня появились кое-какие зацепки и я хочу их с вами обсудить как можно скорее.
Что за черт, все решили с ней сегодня говорить загадками, про себя проворчала она и отправилась вниз выручать своё пальто.
ГЛАВА 19
В кафе «Пушкин»
А в мире по-прежнему шел снег. От мягких хлопьев, сыплющихся с неба, было тепло и уютно, каждый вдох морозного воздуха был наслаждением, движение вперед - приключением, когда с каждым шагом высокие каблуки глубоко уходили в свежевыпавший снег, словно притяжение вбивало её в землю.
Шла она к метро давно знакомой тропой, и был у неё в запасе целый долгий прекрасный час, а потому теперь она могла позволить себе роскошь идти не торопясь, не сверяясь с часами, не бежать, задыхаясь, не рваться. Столько лет прошло, столько дождей отхлестало, столько народу прошагало по этой дороге с тех пор - но в душе Александра была глубоко уверена, что эта дорога помнит её следы, её походку.
Она толкнула тяжелую стеклянную дверь - и, словно в музей на экскурсию, вошла в вестибюль метро. Убранство самой станции как-то стерлось из памяти, но вот аромат, влажный парной дух московского метро, смешанный с запахами шуб, тающего снега, потных тел и даже перегара вдруг нахлынул бурным воспоминанием. Много лет назад каждый день влетала она в этот запах, и не было счастливее её на свете - потому что впереди ждали любимый институт, любимый мужчина и вся её будущая прекрасная жизнь.
Жизнь эта брала своё начало на станции «Пушкинская». Памятник Пушкину. Вечный. Чахлая елка на Новый год - каждый год. Кафе «Лира» и вываливающаяся из него помятая пьяная публика, а позже - помятая странно трезвая публика времен горбачевского сухого закона. Первый капиталистический «Макдоналдс» в кольцах родной, советской очереди… А теперь вот - ещё и кафе «Пушкин». Этого ресторана она не помнила - кажется, на его месте была какая-то убогая стекляшка, то ли армянский магазин, то ли забегаловка. А теперь вот - очаровательный, уютный особнячок, архитектурно смутно что-то ей напомнивший. Или ей просто почудилось, и этот ампирный домик всегда здесь стоял? В каком только веке? Кажется, она окончательно запуталась.
Чудеса многоликой Москвы.
Снег усилился. До ресторана оказалось до обидного близко - от метро рукой подать. А ей хотелось гулять, брести, утопать в снегах Тверского бульвара, как в мехах. Идти в зиму как в забытье. Дышать. Ощущать тепло своёго дыхания. Растворяться в снежных сумерках, в зимней нежности, в блажной вечности. Почему же в Лондоне так болело, почему раньше казалось, что все: жизнь кончена, тело кончилось, и солнце не отогревало, даже отпускное, Карибское, и острова не радовали, то есть радовали, но как-то так, море ласкало, но от этих ласк душа не пробуждалась, а вот вернулась в морозную, ядреную, белоснежную Москву - и душа вдруг затрепетала.