И она не выдержала, вскочила:
- Убью, сволочь!…
Но в тот же момент Владимир, который до сих пор с интересом, хотя безмолвно наблюдал за перепалкой, крепко схватил её за руку и заставил сесть.
- Хотите, дам совет, милочка моя, - скривился Ольшанский. - Не произносите угроз, выполнить которые у вас нет никакой возможности. - Он снова погладил бороду. - И ещё: на первый раз, из уважения к Владимиру Константиновичу, я пропущу ваше хамство мимо ушей. Но учтите, если вы не успокоитесь, я вынужден буду просить вас покинуть мой гостеприимный дом.
«Да он издевается надо мной!» Александра обернулась на олигарха, по-прежнему не отпускавшего её ладонь. «Это он во всем виноват», - пронеслось у неё в голове. Это он, он поставил её в такое унизительное, невыносимое положение. Она с силой дернула руку. Но Владимир отпускать её не собирался.
Когда он заговорил, голос его прозвучал негромко, но с явной угрозой:
- Борис Семенович, не надо лезть на рожон. Мы к вам по-хорошему пришли, но, поверьте, если понадобится, мы применим другие методы поиска.
Гэбист моментально оценил обстановку. Он выпрямился в кресле и теперь действительно стал похож на себя прежнего:
- Владимир Константинович, это дело давнее, никакого Ильина, или как там вы его назвали, я, конечно же, не помню. А вот картину «Бриг «Меркурий» я помню очень даже хорошо. Естественно, никакого отношения к этой работе я никогда не имел.
Но уже после увольнения своёго из органов я в течение нескольких лет работал художественным консультантом банка «Универсал». И я прекрасно помню, что эта работа Айвазовского была приобретена в их корпоративную коллекцию. - Он помолчал. - Айвазовский, понятно, не в моём вкусе, - он обвел рукой комнату с довольным видом, - как видите, я люблю и собираю совсем другое искусство. Но «Бриг «Меркурий» я помню хорошо. Объективно это одно из самых выдающихся полотен Айвазовского, имеющее мало равных в русской живописи.
Александра почувствовала, как разрывается её сердце.
- Борис Семенович, - вкрадчиво поинтересовался Владимир, - «Бриг «Меркурий» по-прежнему находится в коллекции банка?
- Господи, Владимир Константинович, кому, как не вам, знать: в девяносто восьмом банк разорился и коллекция была продана. Что-то ушло с аукционов, что-то частным образом.
- Что же стало с конкретно обсуждаемой работой?
- Ну, этого я не знаю, мне никто не докладывал. - Ольшанский привычным жестом огладил свою ухоженную бороду. - Скорее всего, работу такой значимости взял себе кто-то из владельцев банка, но с точностью утверждать не могу.
Владимир поднялся:
- Ну что же, Борис Семенович, спасибо за помощь. Надумаете продавать свою коллекцию, звоните. - Он поднялся и мягко потянул Александру за собой: - Пойдемте, нам пора.
Она молча повиновалась.
- Как вы? - спросил он её уже в машине.
Она не ответила. Она просто смотрела в окно на холодный снег, и это приносило ей облегчение.
- Акционерами банка я сам займусь, - продолжил Владимир задумчиво. - Но сдается мне, что картина уже поменяла многие руки с тех пор.
Александра с усилием разлепила губы.
- Этот проклятый следователь знает, где находится картина, - тихо и убежденно произнесла она. - Он знает все.
- Ну и что вы предлагаете делать? Пытать его?
- Хорошая мысль, - зло произнесла она и глубоко задумалась.
Он долго не прерывал затянувшегося молчания.
- Даже если он что-то ещё и знает, нам он об этом не скажет. - Владимир сделал паузу. - Но я думаю, что он действительно не в курсе, где искать «Меркурий», - ведь Ольшанский специализировался на том, что шантажировал подозреваемых и продавал шедевры осужденных. А связи в высоких банковских кругах у него навряд ли есть. Не переживайте, найдем мы след «Меркурия».
Александра в ответ лишь помотала головой.
- Вы голодны? Поедем куда-нибудь посидим? Она снова отрицательно помотала головой.
Поднявшись к себе в номер, Александра бухнулась в глубокое кресло и замерла. Думать было больно.
Больно было вспоминать, как тряслись её руки с ключом, словно это была отмычка, когда стояла она перед дверью родной квартиры шестнадцать лет назад. Страшно помнить, как снимала она со стены своёй бывшей детской картину в тяжелой золотой раме и как волокла её, будто труп, к двери.
И как позвонила потом мать и истерическим голосом сообщила, что их ограбили и отца с сердечным приступом забрали на скорой. «Езжай скорее к отцу в больницу, он все тебя зовет, - тут голос матери прервался, - боится без тебя умереть…»