Одежда любимых дизайнеров после увольнения из Сити покупалась на распродажах, поэтому была прошлого и даже позапрошлого сезонов, но какой нормальный мужчина может отличить Пуччи коллекции этого года от коллекции двухлетней давности? А женщин в расчет она не принимала.
Сегодня, чуть поколебавшись, Александра достала из шкафа свой излюбленный наряд от Маккуина - черное сверкающее платье в виде трапеции, которое придавало ей вид одновременно инопланетянки и старлетки середины шестидесятых. Забрав волосы вверх конским хвостом, она натянула черные лайковые перчатки до локтей и довершила наряд блестящими черными ботфортами на кожаных ремнях, достающими ей чуть выше колена. Облик эксцентричной девицы был подкреплен вспрыском любимой шанели - старомодно, да, но, увы, тут она ничего с собой поделать не могла.
Взглянув на себя теперь в зеркало, Александра твердо решила, что она прехорошенькая. А значит, глубоко наплевать на то, что нищий к ней всё-таки не подошел.
- Здорово выглядите, - искренно похвалил Владимир. - Может, черт с ней, с выставкой, поедем куда-нибудь посидим? - преувеличенно ухарски предложил он.
Она в ответ благодарно улыбнулась и в тон ему весело отозвалась:
- Так ведь рано ещё.
- И то верно. - Владимир вздохнул: - Ладно, поехали, на картины глянем. - Он назвал адрес водителю, и они медленно покатили по вечерней Москве.
Но уже через несколько метров они как будто намертво встали в свежевыпавшем снеге, взятые в кольцо нешуточного московского трафика. Из окна их тонированного лимузина, который оказался слишком велик и неповоротлив для загроможденных центральных улочек, в клубах нереального пара, исходящего от автомобилей, Александра рассматривала муравьев-прохожих, спешащих по своим мелким земным делам.
Олигарх - хозяин великолепного выставочного комплекса, куда добрались они совсем нескоро, ещё издали помахал им рукой. Он стоял в центре огромного пространства, словно не замечая направленных на него взглядов с круговых огневых позиции. Большинство пялилось открыто; те же, кто делал вид, что не замечает его присутствия, наблюдали за ним исподтишка - затылками и спинами. Александра меньше всего хотела сейчас выйти на передовую линию человеческого любопытства, поэтому она попятилась, пытаясь незаметно оторваться от своёго спутника. Но Владимир мягко, но твердо взял её под руку и потащил к своёму приятелю.
Мужчины обнялись, при этом хозяин ещё и похлопал Владимира по плечу. Было очевидно, что они действительно рады друг друга видеть. Затем Владимир представил её. Олигарх слегка поклонился. Александра видела московскую знаменитость живьем впервые и сейчас удивлялась, насколько же журнальные фотографии не передают его мощного природного обаяния - не испытать мгновенной беспричинной симпатии к этому человеку было трудно.
Мужчины начали обмениваться новостями об общих знакомых, и Александре удалось-таки незаметно выскользнуть из магического круга; внимание к её особе многоглазого Вия ослабло. Без усилий продвигаясь теперь вдоль экспозиции, Александра с удивлением вдруг отметила про себя, что собравшийся здесь народ на живопись практически не смотрит. Люди болтали, смеялись, пили и всячески выражали своё удовольствие от происходящего или собственную значимость, но при этом все их внимание было сконцентрировано на них самих, на собеседнике, на проходящих - и никак не на полотнах, развешенных вдоль выбеленных стен. Картины вдруг представились Александре полосой отчуждения, строго очерченной границей иного пространства, о существовании которого присутствующие вроде бы знали, но внимания на которое не обращали. Живопись существовала сама по себе, и мир, который в ней открывался, не интересовал собравшихся, балагуривших друг с другом с каким-то почти неприличным комфортом и самодостаточностью.
«Зачем здесь эти люди? - невольно спросила себя Александра. И, подумав, добавила: - И зачем здесь я?»
Взгляд её снова обратился на хозяина, по-прежнему находящегося в центре всеобщего внимания и желания. И на её покровителя, все ещё мило с ним беседующего. Присутствие этих двух людей вместе, рядом, близко, вживую - высокого брюнета и золотистого шатена - казалось, наэлектризовывало толпу возбуждением; воздух закручивался вокруг них вертлявым вихрем, многоваттные лампы сияли ярче, щеки дам покрывались румянцем, мужчины становились оживленее.
Александра практически не знала московской тусовки, поэтому не могла выделить из этой модной, щегольской толпы практически ни одного знакомого лица. Улыбки, адресованные другим, блеск глаз, зубов, помады, всплески смеха, широкая мужская ладонь на соблазнительно задрапированной муаром заднице, игра ухоженных рук, отрепетированные жесты, зовущие изгибы обтянутых дамских форм, тончайшие прикосновения мехов и нагота соблазна - все это купалось в шампанском, жевало клубнику, кокетничало и веселилось. Заметеленная многоголосая Москва с её темными людишками, прокладывающими свои тропинки сквозь снега, казалась теперь нереальной, отступив под натиском сияния, жары и земного могущества этих двух владык за границы материального мира - в никуда, в живопись.