«Зачем я здесь?» - вновь тоскливо повторила она себе и отправилась бродить по лабиринту отсеков, образованных множеством высоких панелей. Изредка попадались ей полузнакомые лица, знаменитые тусовочные персонажи, профурсетки медийной славы, строчки Форбса, ну и, конечно, завсегдатаи светских арт-мероприятий: сын хорошей художницы, недавно отмотавший срок; длиннокудрый живописец - посетитель балов общепита; европеец, якобы коллекционер современного искусства, с женой и дочерью; адвокат в бабочке; неизбежная дама в очках и в вечночерном…
Александра попыталась сосредоточиться на картинах, но это оказалось не просто - экспонировалось современное российское искусство, нечто плохо доступное её душе. Но она сделала над собой усилие и стала медленно и методично осматривать полотна.
Два полотна, изображавшие окна, висели рядом. На одном был узкий зарешеченный проем в яркий солнечный день, на втором - то же самое пространство, но в лунную ночь.
Александра сверилась с табличкой - столь же простым, как само изображение, было и название работ, данное им самим художником: «Окна». Среди акрилликовой беспредметной мазни эти картины выделялись, как два кролика в террариуме. Что-то внутри у Александры сжалось, застонало от непонятного тоскливого предчувствия при взгляде на них; что-то они напомнили ей, родное и далекое.
Как всегда, когда она видела перед собой настоящую живопись, Александра прежде всего задала себе вопрос - как это сработано. Чувствовалась рука мастера: лунная ночь висела слева, и луна на картине была слева, а солнечное окно размещалось справа, и солнце было тоже изображено в правой части работы, сообразно с лучшими традициями старых мастеров. Практически все пространство обоих холстов занимали сами окна - железные прутья на фоне темных и светлых небес, причем на фоне дневного света решетки выделялись темными силуэтами, а на фоне ночного - светлыми, отражающими лунное мерцание. Лишь по краю картин кое-где были видны кусочки серой тюремной стены с отвалившейся местами штукатуркой, обнажающей красный кирпич. Стены были проработаны черным, и только потом, уже по подмалевку, мастер профактурил их протяжками - широкими мазками английской красной для передачи текстуры старого кирпича. Небеса в обоих случаях были выполнены широкой заливкой - видно, мастера они не очень интересовали, ибо весь он сосредоточился на выписывании света: лунного и солнечного, играющего сверкающими бликами на цилиндриках железных прутьев, которые, в свою очередь, были исполнены тончайшими лессировками. Солнечные кадмиево-охристые лучи легли на решетку крупными пастозными пластами практически не разбавленных чистых белил, причем сработали их не кистью, а мастихином.
А вот лунное серебристое мерцание тоже писалось лессировками, причем в замесе явно присутствовали холодный черный, индиго…
Чей-то взгляд резко толкнул её в спину.
Она обернулась. В противоположном конце зала давешний нищий в чём-то темном уверенно прокладывал себе дорогу сквозь толпу. Даже на расстоянии она явственно разглядела его густую неопрятную бороду, и ей почудилось, что её насквозь прожигает бешеный взгляд его глаз.
Откуда он здесь? У неё выступила испарина на лбу. Она представила себя рядом с этим попрошайкой. Надо было срочно что-то делать.
Между тем нищий приближался.
«Бежать!» - скомандовала она себе. Но не сдвинулась с места. Ноги её словно вросли в каменный пол, и спасения, казалось, не было. Вот и настигла её расплата за приход сюда, вдруг подумалось ей. Нищий между тем подошел совсем близко, но вдруг резко свернул вправо и схватил за руку дородного мужчину, стоявшего к ней спиной. У них завязался оживленный разговор.
Александра стряхнула с себя наваждение - ну что за ерунда, конечно же, она обозналась. Откуда здесь было взяться бродяжке - да и сходство, пожалуй, было только в худобе и длинной темной бороде. Не чувствуя под собой ног, не ощущая своёго тела, как бывало с ней в минуты величайшего волнения, она не постеснялась подойти почти вплотную к беседующей паре.