— Большие шишки будут скулить и стонать, что в глобальной экономике они неконкурентоспособны, — усмехнулся Хэтфилд.
— К чёрту! — коротко бросил Рэд. — В отличие от капиталистического мифа, экономика — не какая-то неуправляемая сила природы, как погода, которая творит, что хочет. На самом деле экономику в некоторой степени можно планировать и управлять ею, при условии, что люди делают это головой, а не задом, и у них есть нравственное чувство гражданского долга.
Постоянная занятость белых со всеми выплатами и льготами прекрасно работала почти столетие, когда американские компании производили свою продукцию здесь, в Америке, для американского же рынка, и обращались со своими сотрудниками, по крайней мере, как с человеческими существами. А не выбрасывали, как изношенные вещи, и не заменяли на мексиканцев или работников со стороны. На свете нет никаких причин, почему эта система не может заработать снова, если для этого есть определённая политическая воля на самом верху, которая будет в республике, за образование которой мы сражаемся. Теперь мы можем сделать первый шаг и, так сказать, дать людям Северо-Запада «попробовать наш пудинг». Мы должны вновь открыть для белых начальные должности, потому что, когда они получат первую зарплату, то будут знать, кого за неё благодарить. Когда пройдёт слух, что на Северо-Западе есть рабочие места для белых, настоящая работа, то несмотря на все проблемы, связанные с восстанием, переселенцы начнут ехать к нам даже в разгар гражданской войны.
— А как мы сможем победить силы глобализации мирового рынка? — с любопытством спросил Хэтфилд.
Морхаус вытащил пистолет и поднял его. Это был револьвер «Сын Сэма Спешел» калибра 11 мм фирмы «Чартер Армз».
— Вот это очень убеждает, — с усмешкой сказал он. — Не думаю, что будет слишком трудно убедить некоторых руководителей компаний выслушать нашу точку зрения, когда они заглянут в дуло. Понятно, всё будет не так просто. Они попытаются использовать обычную чепуху, сторонний подряд и, наконец, будут закрывать свои компании и бежать с Северо-Запада в какую-нибудь Гватемалу, а не нанимать белых на зарплату, достаточную для жизни. Они надеются, что мы не сможем их найти и подсоединить кое-что к зажиганию их машин в Нью-Йорке, Сент-Луисе или там, где сидит их руководство. Скоро их ждёт разочарование.
— Я никогда не был в Нью-Йорке, — мечтательно протянул Хэтфилд.
— Ты ничего не потерял, — заметил Койл.
— Я и не планирую терять.
— Ну, это в будущем, — продолжил Морхаус. — А сейчас вам, ребята, на местах вот что нужно сделать — разобраться с непосредственным руководством. Вы просто идёте в то место, где работают мексиканцы, китайцы или не знаю, кто, сначала в лыжных масках, а потом они вам не понадобятся, потому что никто не посмеет вас остановить. И вежливо объясняете начальнику или управляющему, что будет лучше, чтобы с утра следующего понедельника в его заведении не было ни одного коричневого лица, иначе над его тушкой будут проделаны все виды физических опытов. Если он попытается переложить ответственность на головной офис и тому подобное, объясните ему, что головной офис не будет обрабатывать его голову бейсбольной битой, если он не сделает то, о чём его просят. А вы будете.
И не надо сжигать или взрывать фабрику или предприятие, если это не кажется действительно необходимым, чтобы настоять на своём. Помните, что эти рабочие места, которые высвободят нелегалы, нужны белым, и там могут оказаться какие-нибудь белые работники, а нам не надо, чтобы они обвиняли Добрармию в потере своей работы. Не нужно действовать слишком грубо. Мы уже забросали округу достаточным числом трупов, так что они должны понимать, что мы не шутим. Нет ничего сравнимого по убедительности с убийствами людей, чтобы побудить остальных чертовски внимательно прислушаться к твоим словам. Целых 50 лет нас никогда не принимали всерьёз. Над нами издевались, и все это знали, потому что у нас никогда не хватало мужества начать стрелять из этих штуковин, — сказал Морхаус, откладывая револьвер.