— Это, конечно, но и другие события, — ответил Экстрем. — Думаю, одним из лучших непредвиденных последствий ближневосточного крестового похода оказалась невозможность для нашей верхушки как обычно спрятать уши Израиля за всем этим бедламом. Человечек за кулисами, наконец, был вынужден действовать в открытую. Я в самом деле слышал от Берта пару замечаний о сомнительной официальной версии теракта 11 сентября и намеков на то, что Израиль мог быть в этом замешан, чтобы затащить Америку на Ближний Восток. После той второй интифады в начале 2000-х годов, когда стало очевидно, что жиды теряют своё военное превосходство над арабами и не смогут вечно отбиваться от всего мусульманского мира.
Хэтфилд присвистнул.
— Усомнился в 11 сентября? Этого хватит, чтобы тут же загреметь в федеральную кутузку за слова ненависти. Как называется та статья закона? «Распространение вредоносных и беспочвенных теорий заговора в отношении правительства Соединённых Штатов или любого из их союзников»?
— Ну да, конечно, только мы все знаем, что имеется в виду один единственный союзник Штатов, — сказал Экстрем. — Слушай, давай я поговорю с Филдсом. Ему не обязательно знать о вас двоих. Мы с Бертом давно знакомы, и не думаю, что он на меня стукнет, но даже если это случится, то погорю я один. Надеюсь, что смогу убедить его отдать нам часть или всю его коллекцию, и нам не придётся планировать сложный и рискованный грабёж.
— Ладно, попробуй, — не очень охотно согласился Хэтфилд. — Только осторожно, зайди издалека, не дави, и если почувствуешь что-нибудь не то, сразу откажись. Помни, что нас пока только трое, и я не хочу искать другого интенданта.
В тот вечер Берт Филдс был удивлен неожиданному приходу своего старого приятеля по стрельбе и оружейного мастера Экстрема в свой просторный викторианский особняк с шестнадцатью комнатами, стоящий на высоком выступе длинного хребта с видом на Асторию.
— Заходи, Лен, — охотно пригласил он Экстрема в своё логово. — Присаживайся. Мэри Лу уехала к сестре. Последнее время у Анны нелады со здоровьем.
Филдсу с женой было хорошо за семьдесят. Раньше Филдс был директором компании по производству электронных плат в Портленде, которую продали и перевели в Индию, но ему выдали щедрый «золотой парашют», он переехал в Асторию и последние двадцать лет с успехом вкладывал эти деньги во всё, от недвижимости до золотых монет и европейских ценных бумаг. Несомненно, он был миллионером.
— Выпьешь? — предложил Филдс. — Коньяк? Бурбон? Выбирай себе отраву.
— Имбирную колу, если есть, — ответил Экстрем. — Я больше не пью.
— Да ну? Тогда у тебя больше ума, чем у меня, — усмехнулся старик, открывая маленький холодильник под барной стойкой, устроенной в его берлоге, и вытащил банку имбирной колы с пластиковым стаканчиком, в который бросил кусок льда. Потом передал напиток Экстрему, а себе плеснул изрядную дозу коньяка.
— Может, сигару? Есть доминиканские «Маканудо Супримес».
— Ты вряд ли будешь таким радушным, когда узнаешь, зачем я пришёл, Берт, — сказал Экстрем.
— Ого? — удивлённо воскликнул Филдс.
— Я перейду прямо к делу, хотя сначала это может так и не показаться, — продолжил Экстрем. — Просто немного меня послушай.
Он показал на снимок на каминной полке, на котором несколько молодых морских офицеров стояли на полётной палубе старого авианосца.
— Ты как-то говорил, что снимок сделан, когда ты служил на «Китти Хок», наносившем воздушные удары по Северному Вьетнаму, верно?
— Ага, — с грустью подтвердил Филдс. — Слева — я, справа Эл Вителли, а в центре Брет Холстед. Эл умер от рака несколько лет назад, а Брета убили в федеральной тюрьме Атланты. Он рассказал анекдот про ниггеров и получил пять лет за слова ненависти. И судья обошёлся с Бретом ещё мягко из-за его возраста. Ему было 64. В первый же день охранники просто выгнали Брета во двор, где банда чёрных забила его до смерти.
Голос Филдса был бесстрастным и ровным, как будто они говорили о погоде.
Экстрем не знал о смерти старого друга Филдса со времен службы на военно-морском флоте. Такая неожиданность облегчала его задачу.
— Это прямо относится к тому, о чём я хочу поговорить с тобой, — твёрдо сказал Экстрем. — Берт, Америки, которую мы когда-то знали, и где родились, Америки, за которую ты воевал во Вьетнаме, той Америки сегодня уже нет. Она больше не существует. Она ушла навсегда. И никогда не вернётся. Мне нужно знать, понимаешь ли ты это, согласен ли ты со всем этим? Потому что, если ты этого не понимаешь, мне нет никакого смысла продолжать разговор.