Зорин сообразил, что имея Ивана под боком, в пределах досягаемости, он будет постоянно держать в шахе и его отца. Рано или поздно Белов объявится, захочет увидеться, поговорить с сыном. И он чуть ли не в порядке приказа потребовал, чтобы Лариса взяла мальчика под свое крыло…
В полуподвале того здания, где Ольга беседовала с Шубиной, кряхтел от натуги не привыкший к физическим нагрузкам Руслан Тошнотович Тошнотов. Именно Тошнотов упросил Витька помочь с доставкой в Москву машины с продовольствием.
И вот сейчас Руслан, работавший в интернате Шубиной завхозом и снабженцем, надрывался, передвигая ящики в кладовке. Он освобождал место для мешков с сахаром, который причитался ему из той самой машины, как плата за помощь в доставке и реализации. С заказом ему помог его старый знакомый, Кабан. Он откуда-то узнал о партии дешевого сахара и дал Руслану наводку.
Конечно, он сам кое-что наварит на этой сделке, указав в расписке не ту сумму, которую заплатит. Но этого никто не заметит, интернат на этом ничего не потеряет — цена будет не выше магазинной.
XXI
Азиз пребывал в отличном расположении духа, потому что перед ним разворачивалось великолепное действо. К сожалению, разворачивалось оно не вживую, а на экране телевизора «Сони», стоявшего в его палатке, но запись была самая свежая, только что поступившая в Дагестан из Чечни кружным путем через Панкисское ущелье и Грузию.
Со стороны кроваво-алого, восходящего меж гор солнца, как маленькие серебристые осы на бескрайнем светло-голубом небе, немного опережая рев своих двигателей, заходили на цель штурмовики. Их целью был похожий на каменные соты аул, уютно прилепившийся к склону небольшого ущелья. Это были русские самолеты. От этих самолетов отделялись мелкие капли русских бомб, каждая из которых стоила столько же, сколько составляла пенсия сотен русских стариков вместе взятых.^.
Свершалось все это по его, Азиза, воле и во славу его, Азиза, кумира — великого основоположника единственно верного учения Мухаммада ибн Абд аль Ваххаба, да пребудет с ним Аллах.
Пару дней назад люди Хаттаба вступили в этот аул. Они пришли к старейшинам и по-хорошему попросили накормить, дать ночлег и выделить пополнение — хотя бы десять-пятнадцать мужчин. Но здешние старики повели себя неправильно. Накормить и приютить они неохотно согласились, а вот в пополнении отказали. Им, сказали они, эта война не нужна.
И вообще раньше, до того, как Джохар стал меряться силами с русскими, они жили гораздо лучше. Собственно, только раньше и было то, что можно назвать жизнью. Были школы, клубы, линии электропередач, привозили кино и показывал телевизор. А сейчас — ни школ, ни больниц, ни пенсий, ни телевизора. Дети растут, простой грамоты не зная, читать и писать почти не умеют. Что в этом хорошего? Хаттаб сначала хотел расстрелять пяток упрямцев, чтобы другие поумнели, но потом сказал:
— Аллах велик. Надеюсь; Аллах направит вас на истинный путь, и очень скоро! Накормите нас, дайте продукты, и мы уйдем отсюда.
Передохнув, они покинули неразумных местных жителей и вскоре сделали привал на склоне, с которого открывался отличный вид на аул. Просто просился на пленку.
И вот теперь предположения Хаттаба в который раз блестяще оправдались. Русский наблюдатель, притаившийся на одной из окрестных вершин, слишком поздно заметил, что в аул вступили боевики. Пока он по рации связался со своим начальством, пока его начальство связалось с начальством летчиков, пока начальство летчиков решало, что лучше: бомбить самим или переадресовать информацию артиллеристам, прошло время.
Когда, наконец, русские самолеты взлетели и взяли курс на аул, боевиков там уже не было. Зато были жители. Куда ж они от своего добра-то денутся?
Бомбы обрушились на мирные дома. С первого же захода все пошло, как по маслу: взрывы сметали крыши и стены, рвали на куски и несговорчивых стариков, и их детей, и внуков.
Азиз, поглаживая бороду, любовался, как русские устраивают для него грандиозное шоу с огненными шарами и взлетающими под облака ошметками детских и женских тел.