– Просто я очень проголодался, – ответил я, судорожно глотая.
Не рассказывать же простоватой девице про кулинарные изыски Лены, которые мы с Норой стабильно выбрасываем за окно? Интересно, как устраивается с едой Элеонора? Я-то бегаю по городу и в принципе могу зарулить в предприятие общественного питания. Хотя, честно говоря, не слишком люблю места, где готовят для большого количества людей. Единственный ресторан, куда я ходил со спокойной душой, расположен в Центральном доме литераторов. В свое время отец частенько брал меня туда. Но теперь это заведение потеряло всякую привлекательность. Готовить стали не ах, исчезли фирменные блюда, пропали любимые всеми слоеные пирожки с мясом. Зато цены взлетели в заоблачные выси, мне с моим окладом в Дубовом зале делать нечего. Место, где чашечка кофе стоит, как баллистическая ракета, не для меня. Если Нора по-прежнему будет упорствовать и делать вид, что Ленка гениальный кулинар, вашему покорному слуге придется покупать бульон «Магги» и пить по вечерам в своей комнате отвратительное пойло, не имеющее ничего общего с нормальным супом. Один раз, задавленный рекламой, я таки купил пакетик «Горячая кружка». Большей гадости в жизни не пробовал. В слишком соленой воде плавало две вермишелины, колечко репчатого лука и пара кубиков моркови. Вкус достигался ароматизаторами. Но меня не привлекает вся таблица Менделеева в одной кружке, даже в горячем виде и под названием суп.
Я вытер жирные пальцы салфеткой и, взяв с собой пирожков, поехал в школу.
Вокруг четырехэтажного здания с диким гиканьем носилась орда взъерошенных мальчишек. У подножия лестницы были свалены грудой грязные портфели и валялись пустые пакеты из-под сока. Я выхватил из толпы вертлявое существо лет восьми и спросил:
– Где можно найти вашего директора?
Мальчик утер кулаком нос и заявил:
– Я свободный ребенок, в свободной стране и имею полное право проводить свободное время как хочу. Нравится мне – вот и бегаю. Чего директором пугаете?
Честно говоря, я растерялся, у меня в его возрасте такая фраза никогда бы не слетела с языка. Более того, я бы и не посмел так даже подумать! Свободный ребенок в свободной стране! Бог мой, я боялся всех: учителей, директора, взрослых мужчин и женщин, председателя совета пионерской дружины, секретаря комсомольской организации, контролера в трамвае, потом старосты курса, декана, ректора. Лишь отец вызывал у меня не ужас, а уважение. Да я до сих пор не ощущаю себя свободным, поэтому предпочитаю не спорить ни с Элеонорой, ни с Кокой, ни с Николеттой. Да уж, нужно было приехать в этот школьный двор и налететь на второклассника, чтобы понять: все мое воспитание строилось на чувстве страха и раболепия.
Я молча смотрел на ребенка.
– Ну так я пойду играть, – спокойно заявил тот, выкручиваясь из моей руки.
– Вы меня неправильно поняли, – улыбнулся я ему как взрослому. – Бегайте себе на здоровье, если душа просит. Мне просто нужно побеседовать с директором, к вам это не имеет никакого отношения.
– Алла Семеновна сидит на первом этаже, – выкрикнула свободная личность и понеслась по двору, азартно выкрикивая: – Эй, скорей, покемоны выступают!
Я с легкой завистью посмотрел ему вслед. Все, решено. Сегодня же наберусь смелости и заявлю Лене, что ее стряпня чудовищна.
Глава 26
Алла Семеновна выглядела так, как и должен смотреться директор школы: дама неопределенного возраста, в деловом костюме, со старомодной укладкой на голове и в очках. Скорей всего, она преподает математику.
– По какому вопросу ко мне? – сурово спросила тетка.
Я нацепил на лицо самую сладкую улыбку:
– Мой сын собрался изучать английский язык, мы хотим нанять репетитора.
– Это не ко мне, – рубанула дама, – впрочем, поговорите с Ладой Глебовной, завучем, может, кого посоветует.
– У нас есть кандидатура…
– И что? – Алла Семеновна не стала любезней. – Извините, я не понимаю сути проблемы. Сделайте милость, изложите просьбу внятно.
– Нам посоветовали девушку, учительницу английского языка из вашей школы. Но сами понимаете, впускать в дом незнакомого человека опасно, вот я и пришел навести о ней справки. Мы с женой целый день на работе, ребенок будет сам открывать репетитору дверь, мало ли что…
– Девушка? – изумилась Алла Семеновна и сняла очки.
Без оправы ее глаза стали беззащитными, и я понял, что она вовсе не злая, просто очень устала, да и положение обязывает сохранять неприступное выражение лица.
– У нас недокомплект преподавателей английского языка, – объяснила директор, – две свободные ставки висят, не идет народ в школу. Сейчас только одна учительница осталась, Вера Ивановна, ей уже за шестьдесят, молодых нет.
– Нашего репетитора зовут Беата Быстрова.
Внезапно Алла Семеновна покраснела:
– Беата Быстрова? И где вы ее взяли?
– Объявление прочитали в газете «Из рук в руки». «Даю уроки английского языка детям, работаю в школе, в совершенстве знаю программу, подготовка в вуз, плата умеренная». Мы позвонили – и впрямь недорого просят, десять долларов урок, остальные-то по пятьдесят хотят. – Я старательно изображал из себя клинического идиота.
Алла Семеновна вновь надела очки, лицо ее приобрело жесткое выражение.
– Уважаемый… э…
– Иван Павлович.
– Так вот, уважаемый Иван Павлович, вы уже не мальчик, а демонстрируете редкостную беспечность. Разве можно искать преподавателя по газете бесплатных объявлений? Мало ли кто чего напишет! Вы с женой владеете английским?
– Нет. Иначе бы зачем нам деньги на учительницу тратить? Супруга бы сама помогала делать домашние задания.
– Вот видите, – подняла вверх указательный палец Алла Семеновна. – И как вы проверите квалификацию репетитора, а? Голову запудрить людям легко.
– Но где же найти учителя?
– По знакомым, другого пути нет, иначе рискуете заполучить аферистку, такую, как Беата.
– Но ведь она работает в вашей школе.
– Быстрова давно уволена.
– Она говорит…
– Сказать можно все, что угодно!
– Почему ее выгнали?
– Это неважно, за профнепригодность.
– Пожалуйста, расскажите поподробней.
– Ни к чему, – отрезала Алла Семеновна, – вы пришли узнать о профессиональных качествах этой особы, я вам даю однозначный ответ: Быстрова языка не знает, преподавать не умеет, диплом, очевидно, купила. В качестве репетитора ее в дом пускать опасно, может украсть то, что плохо лежит.
– Даже так? – делано изумился я. – А нам с женой девушка понравилась, милая, интеллигентная, простая. Знаете, ложно обвинить можно всякого! Между прочим, Беата предупредила, что вы начнете о ней гадости говорить.
Алла Семеновна поджала губы:
– Извините, больше мне сказать нечего. Хотите – нанимайте, заплачете потом, да поздно будет.
Я посмотрел на ее сухопарую фигуру, облаченную в наглухо застегнутый строгий костюм, и ощутил прилив вдохновения. Опершись о стол, я подмигнул директрисе и, понизив голос, сказал:
– Беата-то рассказала мне, по какой причине ее уволили.
Алла Семеновна отшатнулась с сторону:
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, кроме правды. Вы отбили у Быстровой жениха, молодого парня, Мишу. Кстати, он танцует стриптиз в баре и не слишком подходит директрисе школы ни, простите, по возрасту, ни по социальному статусу. Но любовь зла, полюбить можно всякого, однако с вашей стороны, ей-богу, некрасиво сначала увести жениха у девушки, затем выгнать соперницу, чтобы не маячила перед глазами, а потом рассказывать о ней гадости первому встречному!
Алла Семеновна уронила очки на стол. Лицо ее сравнялось по цвету с вымпелом «За победу в социалистическом соревновании. 1984 год», невесть почему висевшим до сих пор на стене. Минуту она смотрела на меня раскрыв рот, потом взвизгнула, потеряв всякую солидность:
– Как можно сочинить такую мерзость?