Выбрать главу

Барбара Делински

Бриллиант

Моему сыну Эрику,

думая о весьма примечательном

периоде в его жизни

Глава первая

Сара Маккрей дрожащими руками медленно разгладила газету, лежавшую на ее письменном столе, и еще раз прочитала некролог. Алекс и Диана Оуэнс? Алекс и Диана погибли? Это невозможно!

Пытаясь осознать этот факт, она почувствовала, как затуманился взгляд ее карих глаз. Но слова, напечатанные в газете, не исчезли и после того, как она прочитала их в третий раз. Автомобильная катастрофа произошла на скользкой дороге в северном пригороде Сан-Франциско. Никто из находившихся в машине не выжил.

Пораженная, ошеломленная, Сара молча сидела, горюя об этой паре, такой молодой, жизнерадостной и такой влюбленной. Алекс и Диана были ее единственными друзьями в тот момент, когда казалось, что против нее ополчился весь мир. Но она покинула Сан-Франциско восемь лет назад. С тех пор она не встречалась с ними и даже не имела возможности поблагодарить их за поддержку. Разрыв оказался полным… как, должно быть, и хотел Джеффри.

Джеффри… И по прошествии восьми лет при воспоминании о нем сердце ее начинало учащенно биться. Задыхаясь, Сара поднялась и подошла к темному окну, где ее отражение выступило на фоне мерцающих огней ночного Нью-Йорка.

Она изменилась. Она уже не та наивная молодая женщина, которую он встретил в Колорадо десять лет назад. Отражение в стекле подтвердило эту мысль.

Тогда ее одежда была проще, она носила в основном джинсы, свитера и ботинки. Теперь на ней были великолепного покроя шерстяные слаксы, шелковая блузка и импортные кожаные «лодочки». Прежде ее золотистые волосы свободно струились по спине, теперь же они были изящно завиты и с шиком заколоты над ухом. В юности свежий воздух Скалистых гор покрывал се щеки здоровым румянцем, а теперь обычной бледности горожанки противостоял искусный макияж.

Отведя глаза от своего отражения в окне, Сара устремила в ночь невидящий взгляд. Да, она изменилась, но воспоминания остались. Это были воспоминания о Джеффри… о его семье… об Алексе и Диане…

Все еще не веря в случившееся, Сара вернулась к письменному столу и снова принялась изучать газету двухдневной давности.

Слова оставались ясными, как и всегда, но их значение было безмерно мучительным, несмотря на ее нежелание принять заключавшееся в них известие. Как бы ей хотелось снова увидеться с Дианой и Алексом, рассказать им обо всем, что она делала, поблагодарить их за то, что тогда они поддержали ее. Но было слишком поздно… слишком поздно… Теперь оставалось лишь отдать им последний долг.

Склонив голову, она вошла в часовенку и скользнула на крайнее сиденье рядом с проходом в последнем ряду как раз тогда, когда служба только начиналась. Модная замшевая шляпа, глубоко надвинутая на глаза, скрывала не только усталость от ночного перелета, но и горе, которое так неожиданно привело ее на Запад. Чтобы унять дрожь в руках, ей пришлось сложить их на коленях. Впервые с тех пор, как они с Джеффри развелись, она оказалась в Сан-Франциско.

Торжественно-печальные звуки органа стали замирать, уступив место тихому голосу священника. «Бог мой пастырь…»

Подняв глаза в первый раз, Сара скользнула взглядом поверх голов собравшихся и посмотрела вперед, туда, где стояли два гроба с бронзовой окантовкой, неумолимо свидетельствуя о произошедшей трагедии. Алекс и Диана. Такие заботливые. Такие самоотверженные. Такие понимающие. Что они сделали, что заслужили такую безвременную кончину?

Сара вспомнила, как впервые познакомилась с ними всего за несколько часов до того, как они стали свидетелями на их с Джеффри бракосочетании. С самого начала они относились к ней с теплотой, и пониманием, произносили тосты за ее будущее с Джеффом, подбадривали, как могли, во время обратного рейса на частном самолете в Сан-Франциско, исподволь подготавливая ее к неизбежной встрече с миром Паркеров.

Но этого оказалось далеко не достаточно. Ничто не могло бы подготовить ее к этой встрече — произошедшую сцену нельзя ни забыть, ни, как она поклялась себе во время развода, повторить.

Подавляя дрожь, Сара постаралась вновь переключить внимание на священника, который мягким голосом дочитывал вдохновляющие слова и закончил свою речь прочувствованным панегириком этой паре, которую он знал и любил.

Сара вслушивалась в его слова, ища в них оправдания тому, что случилось с Алексом и Дианой. Разве в этом была воля Божия?

Когда до боли сладкие звуки «Возвращения домой» заполнили часовню, на глазах Сары выступили нечаянные слезы. Склонив голову, она почувствовала, как они медленно покатились по щекам сначала из одного глаза, потом из другого. Рукой в перчатке она достала из сумочки носовой платок и поднесла его к губам.

Да, ей было больно прощаться с друзьями. Но полная душевных переживаний музыка вызвала еще более глубокое чувство. Сара вдруг ощутила всепоглощающее одиночество, которого не испытывала несколько лет. Может быть, так повлиял на нее этот город, столь непохожий на Нью-Йорк, который дал ей жизнь, карьеру, друзей и сослуживцев? Или это было воспоминание о том, что она надеялась обрести здесь — любовь, семью, тепло домашнего очага и детей? Или ее охватил страх, что жизнь коротка, слишком коротка?

Музыка смолкла, не дав ответов на ее вопросы. Но в последних словах священника прозвучала такая сила, что Сара вновь обрела присутствие духа, и она встала вместе с другими, когда гробы медленно понесли по узкому проходу.

Сара внимательно следила за процессией, и по мере ее приближения сердце ее забилось чаще. Она посмотрела сначала на первый гроб, потом на второй. Пальцы Сары непроизвольно сжали спинку Деревянной скамьи, стоявшей впереди. Это было неизбежно. Она знала это с самого начала, с того самого момента, когда торопливо приняла решение поехать на похороны. Там будет Джеффри. Она увидит его впервые за восемь лет.

Мимо прошествовали гробовщики, за ними маленькая группа родственников. Сара лишь скользнула по ним взглядом, она смотрела на тех, кто идет вслед за ними. Затем она ощутила толчок, и дыхание ее пресеклось. Вот там — плечи опущены под бременем скорби…

Он шел медленно, словно каждый шаг приближал его к будущему, с которым он не хотел встречаться. Сара не могла отвести от него взгляд — его высокая худая фигура в черном костюме, черный галстук как видимое выражение печали, темная склоненная голова. Он подходил все ближе, пока не поравнялся с последней скамьей.

Она понятия не имела, что привлекло его внимание: то ли сила ее мысли, сконцентрированной на нем, то ли какая-то другая таинственная энергия, то ли просто его приближение к выходу из часовни. Но, приблизившись к тому ряду, где она стояла, Джеффри остановился и, чуть повернув голову, заметил ее руки в перчатках, сжимавшие скамью. Тогда он медленно, почти с опаской, поднял глаза.

В этот момент восьми лет разлуки для нее как не бывало. Когда она последний раз видела его, Джеффри был рассержен и тверд. Он не позволил себе ни малейшего намека на сочувствие или сожаление, в то время как выражение любого из этих чувств легко бы предотвратило ее уход.

А теперь он был полон скорби — скорби и неверия, какой-то уязвимости, то есть того, что было немыслимо для Паркера. Но это уже не ее дело… больше не ее.

Слегка шевельнув губами, он почти беззвучно произнес:

— Сара?

Она закусила нижнюю губу и едва заметно кивнула, с удивлением поняв, что он не сразу узнал ее, а затем спросила себя, рассердился ли он, что она посмела вторгнуться в его личную трагедию. Меньше всего ей хотелось усугублять положение.

Но в его лице она прочитала не раздражение, а скорее смущение и замешательство — и почувствовала их сама, когда его глаза смягчились в немой просьбе, а рука неуверенно потянулась к ее руке. Во время этой секундной заминки она поняла, что, несмотря на все случившееся между ними в прошлом, сегодня она может принять на себя малую толику его скорби. И если Джеффри нуждался в ее утешении, Саре требовалось от него то же самое. Не раздумывая, она подала ему руку и позволила привлечь к себе так, что дальше из часовни они пошли бок о бок.